Северный богатырь. Живой мертвец<br />(Романы)

Брыкову почти не пришлось ждать. Дверь отворилась, и к нему вышел граф в шитом золотом мундире, в жабо и, ласково махнув своему посетителю рукой, украшенной драгоценными кольцами, сказал:

— А, от Евграфа Осиповича! Живой мертвец!

Брыков низко поклонился ему и заговорил дрожащим голосом:

— Ваше сиятельство! Я здесь один! До царя далеко! Только и надежда на доброту сильных людей!

— Вы хорошо сделали, что обратились к Евграфу Осиповичу! Он в случае! А я, — и Кутайсов улыбнулся, — я ведь только царя брею. Мое дело маленькое!

Брыков поклонился снова.

— Одного вашего слова будет довольно для моего спасения!

— Нет! Нет! — замахал руками Кутайсов. — Я могу разве совет дать только, а от слов избавьте!.. Вот что… Я говорил с Грузиновым, и мы решили так. Напишите государю прошение и подайте его. Только надо в добрую минуту подать. Главное! — граф поднял вверх палец. — Послезавтра государь в Павловск едет на маневр, так и вы туда пожалуйте. Он будет назад во дворец ехать, вы тут и подайте!.. Я и Евграф Осипович, со своей стороны, по слову ввернем. — Брыков схватил руку Кутайсова и хотел поцеловать ее, но тот быстро отнял свою руку и продолжал: — А что касается проживательства, то вам лучше объявиться, а то Чулков доследит и большая конфузия может выйти! Я вам к графу Палену цидулочку дам! Подождите! — Кутайсов ушел. В соседней комнате раздавались веселые голоса, кто-то запел и смолк. Прошло несколько минут, и Кутайсов вышел с конвертом в руке. — Он вам все сделает и Чулкова укротит! — сказал граф, подавая письмо. — Ну, дай вам Бог удачи!

Брыков поклонился.

— Не забудьте: послезавтра! — повторил граф.

— Бог наградит вас за доброту вашу! — сказал растроганный Брыков и, на радостях дав полтину лакею, быстро вышел из дворца. — Где живет граф Пален? — спросил он у одного из служителей.

— В комендантском доме, — ответил тот.

Брыков, оживленный надеждой, направился к Палену, бывшему тогда петербургским генерал-губернатором.

XX Мытарства

Граф Пален был высокий костлявый старик с умным, выразительным лицом и добродушным взглядом. В нем не было особых административных способностей, а тем более полицейских, и после расторопного и чрезмерно исполнительного Архарова он был совершенно непригодным для службы, если бы не Чулков, состоявший при нем в должности обер-полицеймейстера. Этот Чулков, выслужившийся из гатчинских солдат, обладал и неутомимостью, и удивительным чутьем. Казалось, ничто происходившее в столице не являлось для него тайной, и каждый вечер, и каждое утро он приносил Палену самые необыкновенные новости. В это утро он был у него с докладом удивительного свойства:

— В Петербург приехал какой-то человек, по подорожной называющий себя крепостным музыкантом Ермолина. Приехал он вдвоем с крепостным человеком какого-то Брыкова, причем этот второй при нем вроде как слуга. Приехал он в очень хорошей коляске и остановился у капитана Башилова. Денщик говорит, что они друг другу говорят «ты». Потом они вместе гуляли, были в аглицком трактире. Не удивительно ли это?

Граф Пален зарядил свой нос огромной понюшкой табака и, покачав головой, заметил:

— Может, он — очень хороший музыкант. Артист! Тогда капитан для форса ходил с ним.

Чулков кивнул и продолжал:

— Так, ваше сиятельство, а затем он неизвестно где пропадал всю ночь и, вернувшись домой, тотчас отправился… Куда бы, как вы думаете?

— Я не знаю, — добродушно ответил граф.

— К Грузинову во дворец! И там долго совещался.

— А, — воскликнул Пален, и на его лице выразилось удивление, — это странно!

— Я хочу арестовать его и допросить.

— Да, да! Арестуйте и допросите!

Чулков откланялся и помчался исполнять свое намерение, а граф Пален все еще сидел в своем кабинете и задумчиво качал головой. Вошедший слуга подал ему письмо и доложил:

— Господин пришли. Ваше сиятельство повидать желают, и вот письмо.

Пален посмотрел на конверт.

— От Кутайсова! Ну, ну, что ему надо! — Он вскрыл конверт и стал читать письмо, и по мере чтения его лицо прояснялось. Потом он добродушно засмеялся, позвонил и велел слуге ввести к нему господина. — А! Живой упокойник! — сказал он, увидев входившего Брыкова, — прошу покорно! — и он указал ему на кресло.

Брыков низко поклонился и сел.

— Ай, ай, ай! — сказал ему граф. — Ну, и зачем вы нам столько хлопот сделали? Зачем это по чужой подорожной ехали? А?

— Ваше сиятельство, — ответил Семен Павлович, — кто же поверил бы, что я этот самый мертвец и есть!

— Ха-ха-ха! Действительно удивляться надо. По бумаге мертвый и вдруг живой!.. Ха-ха-ха!

Брыков просительно взглянул на графа и произнес:

— Я пришел умолять ваше сиятельство облегчить мне пребывание тут. Ко мне и то квартальный два раза в день ходит!

— Два раза? Это хорошо! Это — исправная служба! Да! — и граф улыбнулся, но, увидев смущение Брыкова, поднял руку и сказал: — Мне пишет Иван Павлович о вас, и я буду помогать вам. Я скажу, чтобы вас не трогали, а вы, когда вас спросят, пожалуйста, правду скажите!

— И со мной ничего не будет?

— Ничего! Я скажу!