Забрезжил свет, проглянуло солнце и перестал дождь. Глебов приказал остановиться и отдохнуть, и все кругом пришло в радостное оживление. Солдаты рассыпались по широкому лугу и по перелеску. Забелели палатки, загорелись костры. В стадах произошло смятение — коров и быков убивали десятками и тут же свежевали и волокли в котлы для варки. У костров расположились солдаты с трубками в зубах.
Глебов и Титов ездили по лагерю и внимательно следили, чтобы всем было довольно горячей пищи.
«Солдату без варева быть не можно и допрежь всего брюхо его должно быть полно», — говорил Петр, и они помнили этот его завет.
Отдохнув четыре часа, войско двинулось дальше, извиваясь гигантской черной змеей по Большой Новгородской дороге.
Братья Матусовы шли рядом и тихо беседовали меж собою.
— Чего бы ты хотел себе, Сеня? — спросил Степан.
— Царя видеть! — не задумываясь ответил Семен. — Ведь почти все его видели, а мы нет!
— Увидим! А я, — и Степан вздохнул, — до страсти полюбить хочу!
— Вот так фортеция! — крикнул Семен. — С чего это тебе надумалось? Голь, а любить!
— Все любят. Вот и Антон…
— Антон — богатей: у него имения, угодья, всякого добра и отец — боярин.
— Скучно так. Идешь и думать не про что.
— Вот так фортеция! А ты о нем думай… как ему его Катьку сыскать.
— Хи-хи-хи, — весело засмеялся Матусов, — и то! Мы же ему клялись!
— О-го-го! О-го-го! Ур-р-ра! — понесся гул сзади и стал расти, приближаясь к Матусовым.
Они оглянулись и оба дружно и громко заорали: «Ур-р-ра!» Мимо них в легкой таратайке промчался Шереметев с Багреевым рядом и с солдатом на козлах. Следом за ними громыхая катилась колымага, запряженная четверкою коней. Кожаное покрывало у дверей открылось, и Матусовы увидели красивое молодое лицо.
— Мариенбургская пленница! — сказал Семен.
— Я ее у преображенцев видел! — заметил Степан, — потом ее к себе боярин привести приказал. Понравилась! — и Степан засмеялся.
А «мариенбургская пленница», теперь в качестве служанки и наперсницы Шереметева, ехала с небывалым для нее комфортом в колымаге и весело улыбалась, замечая из-за своей занавески восхищенные взгляды солдат и офицеров.
В то же время Шереметев сказал Багрееву:
— Устрою пока что ее у воеводы, а сердце таки болит. Больно сдобная баба! С собой бы повез, кабы знал, где там оставить, а в лагере боязно — царь этого не любит.
— Да, не любит, — рассеянно ответил Багреев, думая о том, что красавице-пленнице будет, пожалуй, опасливо и в доме новгородского воеводы.
— Я бы тебе поберег ее, боярин, — робко сказал он, — да боюсь, царь осерчает.
Он замер, ожидая ответа, но Шереметев промолчал. Багреев тяжело вздохнул, поняв, что надежды его рушились.
Войско медленно, но неуклонно подвигалось вперед. Глебов хмурился, но Титов утешал его.
— Подожди, как на лодки сядем, так все наверстаем. И солдатушки отдохнут, царя порадуют.
— Скорее бы! — говорил Глебов.
И правда, солдаты стали утомляться переходом под дождем по грязи.
Через неделю наконец перед ними показались стены новгородские, и скоро раскинулись посады. Солдаты подтянулись; грянули песни и заиграла музыка. Навстречу им бежали посадские и приветствовали их радостными кликами.
Шереметев встретил войска при входе в город, и они вошли в Новгород, как недавно во Псков.
— День да ночь пусть погуляют, а там уже прямо до места, — распорядился Шереметев.
Фатеев радостно встретился с Багреевым.
— Пойдем скорее, — сказал он, — я все для нашей компании приготовил. Надо только Савелова да Матусовых отыскать.
В это время мимо них проходили драгуны. Савелов, крайний с правого фланга, прямой и стройный, сидел на коне. Через седло лежало тяжелое ружье, в руке, оперши на стремя, он наотлет держал длинную пику.
Фатеев окликнул его.
— Как отпустят, найди братьев да иди в Воротную улицу, к купцу Ферапонтову.
Савелов весело кивнул головой.
— А мы пойдем, — сказал Фатеев Багрееву и по дороге стал рассказывать: — И намучился же я! Шутка ли на двадцать тысяч да еще на обоз плотов да лодок наготовить! Всех обобрал, плохие рыбачьи лодчонки и те взял, а плоты навязал — страсть! Смотри!
Они вышли на берег Волхова, и Багреев не увидел воды — вся поверхность реки была покрыта лодками, баржами и плотами.
— Намучился! — продолжал Фатеев и улыбнулся: — Только и утехи, что хозяйская дочь, Наташа. Так-то ли меня полюбила!
Багреев покачал головой.
— У тебя где постой, там и любушка.
Фатеев покраснел.
— Я ведь не охальничаю, а так…
— А девка сохнет.
— Толстая, вся не высохнет! — засмеялся Фатеев.
Они вошли в калитку на широкий двор и, перейдя его, очутились в просторной бане. Там посредине горницы стоял стол с едой и напитками.
— Вот мы как! — засмеялся снова Фатеев.
Скоро пришли Савелов и Матусовы.
— Братцы, — закричал Савелов, — все узнал! Пряховы и впрямь — купцы новгородские и, мне сказывали, сюда беспременно из Спасского приедут. Там вишь непокойно.
— А где Спасское?
— У Невы, слышь, в Ингрии, куда мы теперь идем.