Мне осталось лишь развести руками. Может быть, нам и жаль султана Селима, но Османская империя, в которой начнутся серьезные реформы, и вместо полуразложившегося янычарского войска появятся регулярные части, вполне боеспособные и обученные современным методам ведения войны – все это превратит Турцию в опасного для России соперника. Ведь воевать с ней нам придется еще не раз.
Я сказал об этом Кутузову. Тот кивнул, соглашаясь со мной. Потом, видимо, для того чтобы отвлечь меня от тяжелых мыслей, он пригласил меня к себе домой.
– Василий Васильевич, не чинитесь, идемте, – сказал он. – Екатерина Ильинична часто вспоминает вас и сетует, что вы все никак не можете найти время, чтобы навестить нас. Ну, и заодно откушаете, мой повар, шельмец, весьма искусен в гастрономии. Вы ведь, поди, как утром отправились на вахтпарад, так и не ели больше. А время уже подходит к полудню.
В животе у меня предательски заурчало. К тому же я вспомнил обед у хлебосольной четы Кутузовых и те яства, которые тогда подавали. Махнув рукой, я предупредил по рации дежурного о том, что иду «по весьма важному делу» к генералу Кутузову.
После чего, продолжая разговор с довольным Михаилом Илларионовичем, я отправился на Дворцовую набережную – так тогда называлась набережная, носившая в нашей истории имя моего гостеприимного хозяина. Три года назад Кутузов купил дом на этой набережной, расположенный неподалеку от Летнего сада, у камердинера императрицы Екатерины Зотова. Из этого дома Кутузов в 1812 году отправился в свой знаменитый поход, закончившийся полным изгнанием Великой армии Наполеона из России. А мы с ним сейчас рассуждали о том, как нам лучше с войсками того самого Наполеона победить англичан и заставить их покинуть Индию…
Караван наш двигался довольно споро, и сегодня, ближе к вечеру, мы въехали в Митаву – бывшую столицу Курляндского герцогства. Василий Васильевич предупреждал нас, чтобы мы, находясь в сем небольшом городке, держали ухо востро.
Дело в том, что совсем недавно Митава была временной столицей Французского королевства. Нет, император Павел не собирался отдавать эти земли Бурбонам. Просто изгнанный из Парижа граф Прованский – брат казненного якобинцами короля Людовика XVI – обосновался во дворце герцога Бирона. Там он получал щедрый пансион от русского императора и делал все, чтобы занять опустевший престол Франции.
Скромно провозгласивший себя королем (без королевства), Луи Станислав обратился к Первому консулу Наполеону Бонапарту с довольно наивным – это мягко сказано – предложением: «возвратите Франции ее короля, и будущие поколения будут благословлять ваше имя». Но Наполеон не собирался возвращать Франции короля – он хотел посадить на трон в Париже императора – естественно, себя любимого.
Граф Прованский всерьез рассчитывал на французскую корону. Он не клюнул даже на два миллиона франков, которые Бонапарт ему предложил за письменный отказ от притязаний на престол. Но после того, как Павел решил помириться с Наполеоном, графа Прованского выселили из дворца Бирона и велели ему покинуть пределы России.
«Король без королевства» уехал, но его доверенные лица остались в Митаве и могли причинить нам немало хлопот. Наши недоброжелатели могли организовать вооруженное нападение эмигрантов-роялистов на наш кортеж. Конечно, мы сумеем от них отбиться, но получить пулю от королевских недобитков – это нам совершенно ни к чему.
Подъезжая к Митаве, я предупредил всех о грозящей опасности. Потому нам некогда было любоваться на местные достопримечательности, главной из которых являлся дворец курляндских герцогов, построенный знаменитым архитектором Бартоломео Растрелли. Кстати, именно в нем местные власти нам и предложили расположиться на ночлег.
Вот там-то и началась история с Жюлем Марша-ном, получившего у нас прозвище Паспарту. К герою повести «Вокруг света за 80 дней» своего тезки, фантаста Жюля Верна, мсье Маршан не имел никакого отношения. Хотя, при желании, его можно было и отнести к обслуживающему персоналу. Он был куафером, то есть человеком, занимавшимся прическами. Или парикмахером, что, в принципе, одно и то же. Правда, дам, которым следовало изготовлять неимоверных размеров прически, среди нас не было. Зато были те, кто носил парики. Мода эта к концу XVIII века в Европе уже прошла, но император Павел не хотел с ней расставаться, и, подражая царю, многие продолжали их носить. Без парика было просто немыслимо появиться при дворе. Единственным исключением стали мы – большинство из нас прямо заявили, что не станут натягивать на голову это непотребство. Учитывая полезность своих новых друзей, Павел махнул рукой. Прочие же подданные императора продолжали ежедневно отдаваться в руки доморощенных «Фигаро».