Северный шторм

В первый вечер стоянки Вороний Коготь позволил соратникам не только отдых, но и в меру роскошный пир. Для утомленного походом норманна нельзя было придумать лучшей душевной разрядки. Фьольменны расстелили прямо на земле одеяла и чехлы от бронетехники, выгрузили из обоза бочки с трофейным вином, а повара взялись за приготовление закусок, более изысканных, чем те, что составляли ежедневный рацион дружинников. Каждый уважающий себя воин достал из вещмешка традиционный сосуд для пиршеств – рог, окованный декоративными кольцами и украшенный узорчатым наконечником. По изысканности этих неотъемлемых, как и ножи, видаристских атрибутов можно было судить о положении, занимаемом их владельцем. У Грингсона рог сверкал золотом и инкрустацией из драгоценных камней. Под стать ему, но чуть скромнее были рога, из которых пили ярлы и форинги. Ярослав тоже успел разжиться таким специфическим сосудом для возлияний. Купленный им в Стокгольме рог был опоясан витыми серебряными узорами, имитирующими древние скандинавские орнаменты, – вещь ценная, но не особо представительная. Она как бы одновременно демонстрировала статус княжича и его пока небольшой боевой опыт. Рядовые фьольменны разливали вино в рога, отделанные медью либо фальшивой позолотой.

Ярослав впервые принимал участие в таком военно-полевом пиру. «Наверное, нечто подобное ждет меня и в чертогах Видара», – думал княжич, глядя на окружающих его дружинников. Многие из них успели пропустить по «рожку» еще до начала застолья и уже вовсю бахвалились собственными подвигами. В лагере стоял гомон, в воздухе витал дым костров и запах жареного мяса.

Все ожидали, когда Вороний Коготь произнесет обязательную речь. Ярославу было очень любопытно, как это делает в Валгалле Видар. Изо дня в день повторяет одни и те же слова или каждый раз придумывает что-то новое? Надоело небось главному асу надрывать глотку, но ничего не попишешь – эйнхериев ведь надо уважить, а особенно новоприбывших. Должны же они, в конце концов, запомнить свой первый день, проведенный в Асгарде?

Дренгов на пиру присутствовало немного: их дружину отправили в охранение, и сейчас она была рассредоточена вокруг лагеря. Ярослав, которому предстояло ночью совершать обход постов, старался не налегать на вино. Пир был для княжича таким же испытанием, как и битвы, в каких он успел поучаствовать. Ярослав сидел за одним столом с Грингсоном, Фенриром, ярлами и форингами и мог даже предложить им тост, который они обязаны были поддержать. Но стоило хлебнуть лишку и утратить самоконтроль, как заслуженный с таким трудом авторитет мог в одночасье рухнуть. Это любого другого перебравшего фьольменна или хольда могли под общий хохот оттащить к реке и искупать, дабы привести его в чувство. Сын русского князя не мог позволить обращаться с собой в такой неуважительной манере. Стоило лишь раз выставить себя на посмешище – и долго потом придется очищать от грязи свое доброе имя. Так что, даже не находись сейчас Ярослав на службе, он все равно вряд ли стал бы напиваться до потери пульса.

Наконец конунг решился выступить и, подняв наполненный рог, призвал к тишине. Войско расселось на огромной территории, и гул утихал долго – словно медленное эхо прокатилось по берегу реки и улеглось там, где расположилась на пир неугомонная дружина дренгов. Однако, когда дроттин повел речь, его отлично расслышали все. Прекрасно поставленный зычный голос Торвальда не сел с годами от холода и дыма и до сих пор до костей пробирал каждого, кто носил на шее амулет священного башмака.

– Слушайте меня, верные сыновья могучего Видара! – раскатисто прогремел над берегом призыв конунга. – Слушайте меня, братья! Если кому-то из вас суждено дожить до глубокой старости, я уверен, что вы будете рассказывать своим внукам и об этом дне! Да, сегодня вроде бы не произошло ничего знаменательного: ни битвы, ни даже простой перестрелки! Все это мы видели вчера и непременно увидим завтра! Однако сегодня мы имеем полное право отпраздновать другую победу, одержанную нами утром!..

Многие норманны согласно закивали: дескать, ясно, о чем ты толкуешь – о переходе через горы! Что ж, можно сказать и так: мы действительно победили эти проклятые Альпы.