— Куда, волчья сыть. — Старушечья рука досадливо ухватила за шкирку. — А ну стой, всё тебе неймётся…
— Здрава будь, Мойра, — тихо поздоровалась Гертруда. — Поговорить с тобой пришла.
Удерживая козу, Мойра подслеповато прищурилась и поднесла ладонь к уху.
— Чего?
— Глуховата она дюже, — шепнул Лар. — Ты громче говори.
— Я говорю, здрава будь, Мойра, — повысила голос Гертруда. — Поговорить с тобой надо.
— А, ну так говори, — старушка вернулась к прерванному занятию.
Алексей невольно напрягся, когда Гертруда поднесла амулет к лицу Мойры.
— Вот это не твоих ли рук дело?
Мельком глянув, Мойра обрадованно прошамкала:
— Оберег-то? Моих, моих. Тоже купить хочешь? Чуток обождать придётся. Вот Лар с торжища вернётся, может, тогда.
Присутствующие нервно переглянулись. Похоже, слухи о причастности амулета к страшным смертям разошлись уже по всей округе.
— Нет, милочка, — усмехнулась Гертруда. — Купить не хочу. Ты лучше скажи, что за наговор на него нашёптывала?
— А тебе какое дело? — старуха злобно поменялась в лице. — Чего выпытываешь?
— Кхм, — шагнул вперёд Гордой. — Ты бы лучше повежливей… Сказывай, когда тебя спрашивают!
— Чего выпытываю? — Казалось, глаза Гертруды вот-вот извергнут молнии.
Алексей невольно поёжился. Никогда ещё не видел колдунью такой величественной и страшной одновременно.
Гертруда повернулась к толпе и подняла амулет повыше.
— Вы все! Глядите сюда. Видели ли вы похожий оберег у Арси или Окулины?
— Истинно так, — закивали в толпе. — Видели, видели! И ещё у Онтея был…
— Вот, — продолжила Гертруда. — Все видели. Потом что с ними случилось, знаешь, или напомнить? Или ты хочешь ещё смертей?
Люди глухо зароптали.
Быстро зыркнув на толпу, старуха сдалась.
— Нет в том моей вины. Наговор мне мать передала, а ей бабка. Всю жизнь почитай этим и живу, никто ещё не помирал…
— Ладно, пусть так, — нетерпеливо перебила Гертруда. — Наговорить любую вещь можешь? Камень, бусину?
Мойра замялась и неохотно буркнула:
— Нет, так наговор не ложится. Надо чтобы было что-то живое.
— Живое? Ладно, живое так живое, — буднично вздохнула Гертруда. — Прямо сейчас сможешь? — протянула пёрышко. — Утиное.
Сморщенная рука сграбастала перо.
— Утиное? Могу, чего ж не смочь-то. Зажмурившись, Мойра поднесла перо к губам и что-то истово зашептала.
Глаза Гертруды побелели.
Поняв, что происходит, Алексей тихонько шагнул назад и перещёлкнул предохранитель.
Вот это зря. Как-то рискованно затевать следственный эксперимент при таком скоплении людей. Даже и не знаешь, что назвать удачным исходом. Конечно, хорошо если птичка выскочит, но вот последствия…
Пошептав, Мойра вернула перо.
— Вот, держи.
Гертруда рассеянно повертела между пальцами и озадаченно повернулась к Алексею.
— Что-то не складывается. Оберег тот, да не тот. Тайного пути нет.
— А может, не так шептала? — предположил Алексей. — Или хитрит?
— Вряд ли. Плетение то же.
— Тогда перо не то, или место. В смысле, место силы, как у вас дома. Ну там, где тот дуб здоровенный растёт.
— Точно, — задумчиво глянула Гертруда. — Место… А скажи-ка мне, милочка, — повернулась к старушке. — Почему перья-то сорочьи? Вроде птица сторожкая, трудно добыть. Попроще-то чего не нашлось?
— Верно говоришь, — оживилась Мойра. — Сторожкая. Токмо вот перо у неё дюже нарядное, с переливом. Глянешь на солнце, а оно и так светится и эдак. На душе радостно. Люди такое охотней берут. Вот и послала я за ним внучка-то на Холодный бугор. Добудь, говорю, мне перьев сорочиных, да побольше. Дюже их там много развелось, трещат и трещат…
— Холодный бугор? — переспросила Гертруда. — Где это?
— Да тут недалеко, — встрял Гордой. — На восход идти. Дрянное там место, ветра, не растёт ничего. Одни молодые сосёнки, да и те какие-то корявые.
— Дрянное, говоришь? — задумчиво глянула Гертруда. — Надо бы самой поглядеть. Пройти туда можно?
— Пройти-то? — задумался Гордой. — Да, пожалуй, сейчас и можно. Болота подсохли. По весне вот только плоховато. Без мокроступов никак.
— Тогда вот что. Собирай мужиков кто духом покрепче, да топоры с копьями не забудь.
Гордой понимающе прищурился.
— Там она, значит?
— Очень на это надеюсь, — вздохнула Гертруда. — А Мойра ваша точно не виновата. Нет в ней темноты. Пусть люди зла не держат…
Духом покрепче оказалось немного. Все те, кто ходили искать ушкуй. Сын Лара всё порывался пойти, но отец строго глянул из-под косматых бровей:
— Нет, сын. Тут тоже должен кто-то остаться. Сам погляди, мужиков-то у нас, раз-два и обчёлся.
— Ладно, остаюсь.
Уныло вздохнув, Осип закинул арбалет на плечо и поплёлся в кузню.
Глянув вслед, Гордой одобрительно хлопнул Лара по плечу.
— Шустрый малый. Воин растёт.
— Шустрый, — Лар степенно огладил усы. — Глаз да глаз за ним нужен.
— Глаз за всеми нужен, — вздохнул Гордой. — У меня у самого вон три девки, и то не углядишь.
— Так сына состругай, — улыбнулся Лар. — Какие твои годы. Сразу девок в оборот возьмёт, не забалуешь.
— Состругай, — хмыкнул Гордой. — А может, и состругаю. Вот с бедой нашей управимся, так сразу за это дело и возьмусь. Правильно я говорю? — повернулся к остальным.