Вокруг треск и шуршание, будто разом ломают миллионы огромных щепок. Весь этот шум заглушает странное, зловещее, голодное завывание. Под окнами в саду клен и четыре ветвистые низкорослые яблони сперва становятся с одной стороны черными, потом краснеют, и немного погодя все ветви и сучья уже торчат истлевшие; подламываясь и дымясь, они падают на грязный, усыпанный черными и красными углями снег.
Жара на дворе становится невыносимой. Солдаты отвязывают нетерпеливо роющих землю лошадей, отводят их подальше и привязывают к садовой изгороди. Гайлен с конвоиром тоже переходят туда. Снег стал мягким, липким. Ноги погружаются по колено. Кажется, три версты прошел он, пока пересек двор.
Весь мокрый, словно его окатили водой, стоит Гайлен, прислонившись к изгороди, и глядит на огонь. Неистово полыхают красные волны пламени в клубах черного дыма. Резкий северный ветер сдувает со лба росинки пота. Ледяная дрожь пробегает по телу. А внутри все горит. Во рту пересохло, будто выжжено. Язык одеревенел и прилип к гортани. Хочется пить. Острые иглы колют горло и грудь. Но ему не приходит в голову нагнуться, схватить комок снега и впиться в него лязгающими зубами.
Повернув голову в сторону, он видит, как причудливые голубоватые тени яблонь пляшут на кроваво-красном снегу. Яблонька Зельмы, точно отстраняясь от огня, горбится, а через нее беспрестанно перекатываются клубы багрового дыма от последнего, еще уцелевшего угла дома. Там на шесте все еще держится круглый скворечник с покатой крышей и жердочкой под летком. Вот бечевка перегорела, и скворечник падает на отброшенные огнем, дымящиеся головешки.
Драгуны устали от ходьбы по двору, разомлели от приятного тепла. Ветер усилился и гонит огонь и дым по земле через сад в сторону леса. Если стать спиной к горящему дому, как тот коренастый офицер с папиросой в зубах, можно вдоволь погреться.
Барон никак не угомонится. Его тянет к пожарищу. Приблизившись к огню, упершись руками в бока и задрав голову, он не сводит глаз с голых труб, которые становятся как будто все длиннее и длиннее. Лицо у него темно-коричневое, как у индейца. Желтый нос похож на куриный клюв. На темно-коричневом лице с прищуренными глазами, во всей его сухопарой фигуре на тонких ножках с согнутыми коленями такое сладчайшее блаженство, что кажется, он не выдержит — бросится в огонь, как моль, летящая осенью в открытое окно на лампу или свечу.
Трое, взрослых с двумя притихшими, перепуганными детьми возятся подле клети. Пыля, падают на снег мешки с мукой. Рядом валяются попарно связанные куски копченого мяса, совки и другая деревянная утварь, какие-то части ткацкого станка, горшки с топленым салом, порожние мешки, корзины с шерстью, небеленый холст, связки трепленого льна. Лишь немногое успевают они вынести — огонь уже подбирается к крыше амбара. Ветер гонит его через выброшенный скарб прямо к хлеву — шагах в двадцати. От жары соломенная крыша и здесь уже стаяла и высохла. Пахнет нагретым сеном и клевером. Снаружи повсюду раскидана солома и сенная труха. Достаточно одной горящей щепки, одной искры, чтобы вся постройка занялась.
Коровы в хлеву давно уже мычат. Лошади в страхе ржут и бьют копытами землю, истошно визжат свиньи, а овцы блеют дрожащими голосами. Из хлева несется такой адский вой, что привязанные на дворе драгунские лошади беспокойно дергаются. Те трое бросают теперь клеть и бегут спасать скотину.
Через несколько минут двор между двумя огромными пожарищами полон скота. Перепуганные пламенем, клубами черного дыма и всей этой трескотней, лошади, с взъерошенными гривами, распущенными хвостами и косящими от испуга глазами, вздымаются на дыбы, фыркают и пускаются вскачь по полю, высоко подбрасывая копытами снег. Остальная скотина, как одурелая, мечется между горящими постройками, не находя выхода.
Грузные стельные коровы жмутся одна подле другой и пятятся назад к хлеву. Телята мычат и, дрожа, льнут к коровам, свиньи с визгом зарываются в солому. Овцы тесной кучкой носятся то в одну, то в другую сторону.
Крыша хлева уже пылает. Почти одновременно с нею загораются два маленьких хлевушка и каретный сарай. Пламя от клети нависает над всеми остальными постройками. Ничего уже не разобрать в этом море пламени.
Трое людей в отчаянии суетятся вокруг скотины, пытаясь отогнать ее от огня. Но сами они перепуганы и растеряны не меньше тех, кого спасают. Один гонит в одну сторону, а другой, глядишь, ему навстречу. До смерти усталые, потные, распаренные и закопченные, мечутся они по двору без толку.