Северный ветер

— О господи… — охают перепуганные женщины и, как овцы, жмутся друг к дружке.

Фон Гаммер, войдя в канцелярию, по-прежнему ни на кого не глядит. Заметив зерцало, он снимает фуражку и кладет ее тут же на конец стола. Ежом торчат его коротко остриженные жесткие волосы. Лысина угрожающе багровеет.

Крепко сжатые губы чуть заметно вздрагивают от сдерживаемого гнева. Весь он будто пропитан ядовитой ненавистью и злобой. Так и кажется: если подойти к нему поближе, в глаза брызнет струя едкой желчи. Он распахивает шубу так, что видны приколотые к кителю ордена, и садится в кресло. Молодой офицер устраивается на одном конце стола, а приехавший с ним переводчик — на другом. От всех волос остался у него только пушистый венчик от уха до уха. Гладкий продолговатый череп будто выщипан чьими-то старательными пальцами догола и разукрашен синими и красными прожилками. Он тоже не глядит по сторонам и достает свои бумаги, не обращая ни малейшего внимания на угодливо пододвигаемые Вильде письменные принадлежности. У него с собой ручка и чернила.

Фон Гаммер обрезает ногти маленьким перламутровым перочинным ножичком. Несколько раз он придирчиво рассматривает светлое пятно на стене. Видимо, ищет предлог, чтоб сорвать свой гнев.

Его тонкие губы разжимаются как бы через силу.

— Где у вас портрет государя императора? Почему я не вижу портрета государя императора?

Четверо крестьян мнутся, вздрагивают, будто они виноваты в этом. Вильде изгибается в три погибели.

— Революционеры сняли и уничтожили, ваше высокородие.

— А? — Красные пятна проступают на синеватых щеках ротмистра. — Революционеры!.. Нет никаких революционеров и никакой революции. Зарубите себе на носу! Бунтовщики, хулиганы… сволочь паршивая! Кто здесь осмеливается говорить о революции? А? Кто здесь волостной старшина?

— Я, ваше высокородие… — шепелявит Подниек заплетающимся языком и делает шаг вперед. — А это мои помощники — Сермулис и Гоба…

— Хорош волостной старшина, нечего сказать…

Фон Гаммер мельком бросает на Подниека презрительный взгляд, потом слегка наклоняется к молодому офицеру:

— Взгляните на этого субъекта, Павел Сергеевич. Не похож ли он на битюга — на самого настоящего русского битюга?

Офицер пожимает плечами. Он с трудом стаскивает белые перчатки и с явным любопытством рассматривает Зетыню. Та не в силах спокойно усидеть под взглядами молодого, интересного мужчины. Она жеманится и выпячивает грудь.

— А как твоя фамилия? Под… как? Подниек? Черт бы побрал вас с вашим собачьим языком. Подниек… Слышали вы что-нибудь подобное, Павел Сергеевич?.. Ну-с, волостной старшина, скажи-ка ты мне, кто тут уничтожил портрет его императорского величества? А?

Крупные капли пота катятся у Подниека по лбу и мимо ушей.

— Не могу знать, ваше высокородие. Чужие люди.

— Молчать! — исступленно орет фон Гаммер, и на висках у него надуваются жилы. — Знаю я вас и ваших чужих. Одна банда. Вешать всех — и дело с концом.

— Витол… Витола же ты знаешь! — шепчет Зетыня мужу через всю комнату.

— А это что за баба? — Фон Гаммер делает вид, что только сейчас заметил ее.

— Жена волостного старшины, — поясняет Вильде, бросая на Зетыню свирепые взгляды. Он понимает, что сделал оплошность, оставив ее тут.

— Не она ли настоящий старшина? — насмешливо спрашивает фон Гаммер. — А что говорит баба?

— Она говорит, что Витол. участвовал в уничтожении портрета государя императора. Вам это уже известно. Он сам сознался. Он у нас сидит в подвале, — на ломаном русском языке объясняет переводчик, ни на кого не глядя, и отмечает что-то на бумаге.

Оба драгуна стоят у дверей, уставившись на Зетыню.

— Волостной старшина! — Ротмистр оборачивается к Подниеку. — Ты почему отдал печати и все прочее этому… как его, мерзавца?..

— Гайлену, ваше высокородие. Я не давал. Они у меня насильно забрали. Вызвали сюда и отняли. Еле самого отпустили.

— Что же ему было делать, господа! — не может сдержаться Зетыня, хотя Подниек делает отчаянные знаки, чтоб она молчала. Ей всегда кажется, что муж не расскажет всего, что нужно. — Они как звери дикие набросились на него. Мартынь Робежниек, Гайлен и Зиле — самые главари.

— А? Что говорит эта баба?

— Говорит, что главарями банд были Мартынь Робежниек, Гайлен и Зиле.

— Пойманы они у нас или нет?

— Гайлена мы привезли с собою. Остальных двух еще нет.

Переводчик концом ручки почесывает пушок за ухом,

— Вы мне скажите, где Мартынь Робежниек и Зиле?

Подниеку хочется пожать плечами, но он соображает, что это будет неприлично, и прижимает руки к груди.

— Ей-богу, господа, я не знаю. Люди говорят, что они скрываются тут же в лесах. Сам я не видел.

— В каких лесах? Кто говорит?

Подниек разводит руками и растерянно озирается на своих помощников. Те все теснее жмутся в угол. Ротмистр, очевидно, догадался, о чем говорят.

— От этого олуха толку не добьешься. Пускай входят те. — Он никак не может подобрать достаточно презрительного прозвища.

Драгуны распахивают дверь.