Северный ветер

С гортанным криком совсем рядом упал раненый немецкий солдат, пуля, вероятно, попала ему в легкое, он смотрел на них и пытался встать. Протягивая к ним руку, он что-то говорил сквозь пузырящуюся изо рта кровь.

— Бежим! — крикнул Волохов, и они побежали перелесками, не обращая внимания на выстрелы вслед.

И в этот раз им удалось уйти. Уже под Можайском они вышли на заградотряд, который останавливал отступавшие части и формировал из них подразделения в войсковую группу под командованием генерала Рокоссовского. Они вышли с оружием, документами и знаменем полка. Вопросов у офицера особого отдела к ним не возникло. Через несколько часов они были зачислены в группу истребителей танков и направлены в район Волоколамска для переподготовки и получения оружия.

* * *

— Сегодня какое число, месяц, год?

— Двадцатое октября одна тысяча девятьсот сорок первого года.

— Так, значит, вы не знали, что с двадцать второго июня этого одна тысяча девятьсот сорок первого года идет война с фашистской Германией?

Иронично улыбаясь, обнажая при этом покрытые желтым табачным налетом зубы, оперуполномоченный ОГПУ Власенков второй или третий раз произнес один и тот же вопрос. При этом он выпустил в лицо Пучинскому струю едкого дыма.

— Нет, не знали и не могли знать, в отчете все ясно написано, по нашему маршруту нет ни одного населенного пункта, у нас не было никакой связи. Мы вернулись согласно плану экспедиции…

— Вы опоздали на семь дней, а по законам военного времени это преступление! — зловеще улыбаясь, произнес тихо Власенков.

Пучинского прошиб пот. Его лицо дернула судорога, пальцы рук вдруг онемели. Он хотел что-то сказать, но Власенков вновь прервал его:

— Не все вы нам рассказали, не все, и в отчете своем тоже наврали, профессор!

— Я?! Как вы можете!

— Заткнись, профессор, мы все можем! — прошипел на него Власенков. — Если через полчаса я не увижу вот на этом листе бумаги подробное описание места, где находится золото, уворованное белогвардейцами у советской власти в годы Гражданской войны, ты, профессор, поедешь мыть золотой песок на Колыму!

Пучинский ошарашенно смотрел на гэпэушника, он действительно потерял дар речи. В мозгу стучал один вопрос: откуда его предположения стали известны здесь? Ведь об этом никто не знал кроме Нины, ну, еще он рассказал о своих предположениях в деканате… но это было в общих чертах, спонтанно… Идиот!

Пучинский схватился за голову руками:

— Идиот!

— Что ты сказал, сволочь? — привстал Власенков, его лицо посерело, глаза сузились до тонких щелей…

— Прошу простить, это я о себе, гражданин начальник, — пролепетал Пучинский.

Власенков вернул свое упитанное тело в кресло.

— Вот бумага, пиши, профессор, пиши, пока я добрый. На идиота ты не похож, понять должен, если это ты в своем отчете не указал, значит — укрывательство, то бишь пособничество врагам народа, а за это, сам знаешь, что полагается. А так сам доложил…

— Так я и хотел сообщить об этом, — пролепетал растерянно Пучинский.

— Вот и хорошо, вот и пишите, уважаемый, — сменил интонации Власенков, он вдруг стал добрым.

Его сочувственный взгляд обволакивал Пучинского, он встал и придвинул профессору бумагу и подал в дрожащую руку ручку. Пучинский несколько раз макнул перо в чернильницу и стал писать. Он не знал, что в соседнем кабинете, точно так же после допроса, обо всем писала Мыскова. Только потому, что их показания принципиально ни в чем не отличались, они встретились вечером дома.

Мыскова с заплаканными глазами и Пучинский с дергающейся от нервного тика щекой долго молча сидели не раздеваясь на кухне.

— Ниночка, прости меня, я идиот, рассказал обо всем на кафедре, кто-то донес, прости, родная.

Мыскова прижалась к Семену Моисеевичу, зарылась руками в его курчавую шевелюру.

— Семен, ты ни в чем не виноват, это время такое. Как бы упредить Вангола об опасности, они будут его искать.

— Не знаю, это невозможно… хорошо хоть Володька успел уехать, разве найдут они его… А и найдут, что он им скажет… только мои предположения… Господи, как ты была права, Нина…