Уверенные в своей победе, остальные половцы не видели, что происходит возле обоза. Сильный русич с густой черной бородой скакал им навстречу. Вот одно, потом второе брошенные в него копья отскочили от круглого щита. Грудью своего коня богатырь опрокинул одного всадника, его палица поднялась и опустилась, нанося страшный удар второму воину. Третий половец занес было саблю, но русская палица, брошенная почти без замаха, проломила кочевнику грудь. Истекая кровью, хлынувшей изо рта, всадник застрял ногой в стремени, волочась за конем. Последний воин развернул коня и бросился наутек. Он не видел, как русский достал из колчана лук. Раскрытыми от ужаса глазами степняк смотрел на обоз, возле которого метались лошади без седоков, а тела Асташа и других воинов безжизненно лежали на траве. Короткий свист, и стрела впилась половцу под левую лопатку, пробив кольчугу.
– Батюшка, спаситель ты наш! – запричитали бабы, падая на колени перед своим освободителем и норовя ухватить его за сапоги.
– Полно вам, девоньки-сестрички, – гулким басом говорил воин, – откуда вы, как попали в полон к поганым?
– Да с разных мы мест, батюшка, кто володимирские, кто из Рязани. На ярмарку ехали. Да налетели косоглазые, побили мужиков наших. А кого еще раньше в полон захватили…
Черноволосая полонянка, расправляя и отряхивая платок, смотрела на богатыря пристально, не сводя глаз, как будто оценивала. Тот поймал ее взгляд, осмотрел крепкую статную фигуру, черные волосы, сплетенные в тугую косу, хмыкнул:
– Не ты ли, красавица, степняков-то побила?
– Не я одна, – ответила девушка, отрывисто и жестко произнося слова.
Воин кивнул одобрительно, сунул руку за пояс и вытащил большой нож с рукоятью из оленьего рога. Не спускаясь с коня, бросил нож девушке.
– Возьми, освободи всех. Потом скиньте с возов все лишнее, ни к чему оно вам. Помоги девонькам коней половецких поймать, да скорее в обратный путь. Старайтесь лесочками да овражками идти, лучше по ночам, чтобы днем с погаными не встретиться. Завтра поутру доберетесь в свои земли, а там уж безопасно.
– Скажи, батюшка, кто же ты таков? – заинтересовались бывшие пленницы. – Имя свое назови, чтобы мы Матерь Божью, заступницу нашу, за тебя молили.
– Ильей меня нарекли. Иванов сын. А родом я из-под Мурома, из села Карачарова. Кто там будет, поклонитесь от меня моей матушке Ефросинье Яковлевне и батюшке моему Ивану Тимофеевичу.
– А куда ж ты теперь путь держишь? – перерезая веревку за веревкой и прикусив от напряжения нижнюю губу, спросила черноволосая. – Или сам не ведаешь? Куда конь ведет, туда и едешь?
– Нет! – Илья покачал головой и сурово свел брови. – Слишком долго я этого ждал, слишком долго рвался русской земле послужить, от ворога ее защитить. Одна у меня цель: никакому князю служить не хочу, не по душе мне раздор меж князьями да распри. Одному князю служить хочу, к которому, слыхивал я, все сильные русские витязи [3] собираются. Одна сильная рука должна быть на Руси. Еду я к князю киевскому Владимиру.
Девушка слушала Илью, разглядывая его видавшее виды снаряжение и оружие. От взгляда воина это не ускользнуло, но он промолчал. Да и женщины с детьми накинулись снова благодарить его. Гвалт поднялся, когда стали с возов ненужное сбрасывать, предвкушая дальнюю дорогу домой.
Чернявая снова подошла к Илье, возвращая нож.
– Раненых половцев надо добить, – сказала она. – Если кто из них в себя придет, тот или к своим поскачет, или за своей добычей назад кинется, стрелу вослед пустит.
– Нет, – резко оборвал ее Илья. – Я в честном бою их победил, теперь пусть бог решает их судьбу. Кто выживет, тому суждено, знать. Руку на раненого и беспомощного негоже поднимать. Не по-христиански это. А нож этот себе оставь, дева-воительница. Может сгодиться еще, да и дорога вам дальняя предстоит.
– Я с ними не пойду. У меня иной путь. А может, даже он у нас с тобой один, Муромец. Кто знает.
– О чем ты? Уж не к князю ли Владимиру в Киев собралась? – удивленно спросил Илья. – По какой такой надобности?
Девушка засмеялась и ловко, снизу вверх, распорола подол сарафана. Под сарафаном у нее Илья увидел широкие штаны, какие носили женщины-степнячки. Полонянка ловко вскочила в седло половецкого коня и ударила его под бока кожаными сапожками.
Илья покачал головой. Уж больно необычной казалась ему эта девица. И с врагом расправилась, видать, не впервой ей такое. И сапожки ее, сразу видно, сшиты не русскими мастерами. А еще на запястьях алели ссадины, как будто с них содрали браслеты. Нет, из чужих она земель, другого рода-племени, об этом Илья уже не догадывался – знал точно.
Обоз развернули быстро. Все понимали, чем скорее отсюда уедут, тем быстрее окажутся в безопасности. Появись тут другие половецкие отряды, увидят они следы жестокой расправы, и тогда снова – полон, плети. Половцы могут просто всех убить, предать мученической смерти, известно, степняки – мастера придумывать, как подольше не дать человеку умереть, продлить его муки.
Наконец, телеги скрылись за леском. Илья повернулся к чернявой и с усмешкой посмотрел ей в лицо.