Северо-Запад

– Мама? Ну, она ходит, наверное, раз в месяц. Какого-то святого, не знаю. Спрошу, если хочешь.

Фрэнк отпускает своих детей и вздыхает.

– А ваша очередь разве уже не скоро?

На это отвечает Мишель. Это его тема, его царство. Теперь начинается разговор о содержимом тела Ли и о том, что (если бы к Мишелю прислушивались) у него – тела – было бы гораздо больше дел в последние несколько лет. Ли сосредоточивается на Натали. Она здесь своим телом, но где ее мысли? На работе? Заняты какой-то пленительной внебрачной связью? Или ждет не дождется, когда уйдут эти люди, чтобы она могла вернуться к настоящей жизни, семейной жизни?

– Черт! Банановый хлеб. Забыла совсем. Наоми, ну-ка помоги мне его подать.

Ли смотрит на Натали, которая шагает на свою замечательную кухню со своим замечательным ребенком. Все за этими стеклянными дверями полной чашей и значимо. Жесты, взгляды, разговор, который невозможно подслушать. Как это ты умеешь наполнять чашу? И наполнять только значимыми вещами? От всего остального Нат каким-то образом умеет избавляться. Она взрослый человек.

Как тебе это удается?

– Ну… Мишель. Так как у тебя идут дела? Давай-ка устроим небольшой апдейт. Как твой парикмахерский бизнес? Что, люди все еще в тисках… плохой экономики?

На лице Фрэнка легкая паника, оттого что жена оставила его одного с этими странными гостями.

– Вообще-то, Фрэнк, я перемещаюсь в твою область. В некотором роде.

– В мою область?

– Внутридневная торговля. По Интернету. После нашего с тобой последнего разговора, ты помнишь, я купил книгу и…

– Ты купил книгу?

– Руководство… и я уже пробовал сам понемногу. Так, для начала.

Судя по лицу Фрэнка, ему требуются дальнейшие пояснения, он чувствует какой-то подвох. Это очень легкая форма унижения, но она все же будет передана от Мишеля Ли в какой-нибудь преобразованной форме, типа превращения жидкости в газ. Сегодня вечером или завтра, во время спора, в постели.

– Ну, отец Ли оставил ей, нам, немного.

– О, здорово! Немного – это хорошее место, откуда можно начать. Но только послушай, Мишель, я не хочу нести ответственность, если ты потеряешь последнюю рубашку… Я работаю на серьезного человека, и у нас есть что-то вроде сети безопасности, но что касается индивидуальных продавцов, то, знаешь, стоит помнить, что…

Ли громко вздыхает. Она знает, это ребячество, но ничего не может поделать. Фрэнк поворачивается к Ли с умиротворяющей усталой улыбкой. Он прикасается исправляющим пальцем к ее плечу, тук-тук.

– Мишель, я только собирался сказать, что стоит подписаться на один из сайтов, какой-нибудь «Тудей Трейдер» или что-то в этом роде, поначалу играть фальшивыми деньгами, чтобы почувствовать, что к чему…

– Извините меня, но, кажется, Олив хочет посрать, а я не хочу, чтобы она это делала на вашем идеальном газоне.

– Ли.

– Нет-нет-нет, все в порядке. Мишель, мы знаем друг друга сто лет, Ли и я. Я привычен к ее приколам. Спайк, почему бы нам не выгулять Олив, прежде чем она доберется до дома? Давай-ка пойди найди мешочек.

Ли и Мишель остаются сидеть на траве, скрестив ноги, как дети. В этом доме она чувствует себя ребенком. Рецепты тортов и пышные ковры, декоративные подушки и обитые специально подобранной тканью стулья. Здесь ни одного дивана-кровати. Все вдруг выросли. Пока она только собиралась, все выросли и стали тем, кем хотели.

– Почему ты все время обходишься со мной, как с идиотом?

– Что?

– Я задаю тебе вопрос, Ли.

– Я не хотела. Просто я не выношу, когда он говорит с тобой свысока.

– Он не говорил свысока. Ты говорила.

– Кто она такая? Кто эта личность? С этим ее буржуазным существованием!

– Буржуазным, буржуазным, буржуазным. Думаю, это единственное французское слово, которое ты знаешь. Ты превратилась в одну из англичанок… которые ненавидят всех своих друзей.

Из стеклянной двери вновь появляется Фрэнк. Будь он наблюдательнее, он мог бы почувствовать, что гости пребывают в настроении кукольных персонажей Панча и Джуди, которых обуяли отвращение и ярость по отношению друг к другу. Но Фрэнк не очень наблюдательный, и когда он поднимает глаза, они снова то же, кем кажутся и всегда, – счастливая влюбленная пара.

– Ты не знаешь, где поводок?

Из-за его спины появляется Нат, вид у нее безмятежный, непроницаемый. Наоми держится у ее ноги как младенец, которым она давно уже перестала быть. Непокорные кудри торчат во все стороны. Ли смотрит на Мишеля, который наблюдает за ребенком. На его лице написана глубочайшая грусть.

17

– Тетя Ли! Тетя Ли! Мама говорит ПОТИШЕ.

Ли останавливается, оглядывается. Не видит никого, потом из-за угла появляется Нат, театрально дышит. Коляска пуста, Спайк у нее на руках, Наоми держится за ее футболку. Гулливер, которого лилипуты вот-вот пригвоздят к земле.

– Ли, ты уверена, что мы туда пришли? Мне так не кажется.

– В конце этой дороги. По карте она типа заворачивает и соединяется сама с собой. Полин сказала, ее трудно найти.