Северо-Запад

– Никто не в силах разрушить твою жизнь, Том. Только ты сам можешь сделать это.

Феликс говорил искренне, но увидел, что его слова вызвали на лице Тома подобие ухмылки, что, в свою очередь, заставило Феликса привести более сильные аргументы:

– Слушай, эта девушка полностью изменила мой взгляд на мир. Глобально изменила. Она видит мой потенциал. И в конечном счете ты должен быть самым лучшим собственным «я», каким только можешь. А остальное уже придет само по себе. Я это проходил, Том, понимаешь? Так что я знаю. Личное вечно. Подумай об этом.

Его работа в последнее время все больше становилась ненужным балластом! Слоганы уже впечатались в человеческие души. Умная мысль: Том по секрету поздравил себя с тем, что она его посетила. Он глубокомысленно, сатирически, на самурайский манер кивнул Феликсу.

– Спасибо, Феликс, – сказал он. – Я это запомню. Самым лучшим собственным «я», каким только могу. Личное вечно. Ты типа как похож на того чувака, который все это сочинил.

Он поднял пустой стакан, звякнул им о стакан Феликса, но тот был невосприимчив к иронии и не прикоснулся к своему стакану.

– Казаться еще не значит быть, – тихо проговорил он и отвернулся. – Слушай… – Он вытащил сложенный конверт из заднего кармана. – У меня дел по горло, так что…

Том понял, что переборщил.

– Конечно. Слушай, так на чем мы остановились? Ты должен сделать мне предложение.

– Ты должен назвать мне разумную цену, приятель.

И только теперь Том понял, что он в конечном счете не возражает против привычки Феликса к чрезмерной фамильярности. Напротив, обращение «приятель» на таком позднем этапе их знакомства прозвучало как грустное отступление от достигнутого. И почему я начинаю ценить вещи, когда они остаются в прошлом, подумал Том и попытался указать воображаемым пальцем на туманную цитату из французской книги, которая именно это и провозглашала и весьма предупредительно давала ответ. «Кандид»? Пруст? Почему он плохо учил французский? Он подумал о père[30] Мерсере, с которым разговаривал утром по телефону. «Твоя беда, Том, вот в чем: ты ничего не доводишь до конца. Это всегда было твоей бедой». И Софи, конечно, по сути, твердила ему именно об этом. У некоторых дней было такое гнетущее тематическое единство. Может быть, сейчас разойдутся облака в небесах, появится огромная карикатурная рука, которая укажет на него, зазвучит властный громоподобный голос: ТОМ МЕРСЕР. ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ЛУЗЕР. Но ему уже было указано – и тоже этим утром! – что такой подход – всего лишь разновидность ловушки: «Том, дорогой, это нарциссизм чистой воды, считать, что весь мир против тебя». Он слушал голос матери по телефону и дивился тому, как она спокойна, добра и удовлетворена, ставя этот диагноз его личности. Спасибо господу за такую мать! Она не принимала его всерьез, она смеялась, когда он пытался шутить, даже если не понимала шутки, а не понимала она почти всегда. Они были сельские жители, его родители, и в возрасте дедушек-бабушек, потому что для обоих это был второй брак. Они не понимали его жизнь, не присылали ему электронные письма, никогда не слышали об Университете Сассекса, пока он туда не поступил, не знали, что такое «сосед снизу» или «ночной автобус», не понимали смысла «неоплачиваемой преддипломной практики» («Да съезди ты туда и предложи им несколько идей, Том, покажи, чего ты стоишь. По крайней мере, Чарли выслушает. Господи боже, мы с ним семь лет работали вместе!») или таких клубов, где оставляют одежду – и все остальное – при входе. Они, насколько он мог судить, не жили двойной жизнью. Если отец приходил от Тома в бешенство и считал его поведение необъяснимым, то мать была мягче, по крайней мере, допускала вероятность, что он и в самом деле страдает своего рода апатией двадцать первого века, что не позволяет ему воспользоваться счастливыми преимуществами, данными ему при рождении. Но всему есть пределы. Никто не должен делать вид, что Брикстон – место, подходящее для жизни. «Но, Том, если тебе там невмоготу, то дом двадцать на Барсфилд пустует, по меньшей мере до июля. Не понимаю, чем тебя не устраивает Мэйфер. И тебе нужно где-то парковать машину, не опасаясь, что ее сожгут дотла во время каких-нибудь беспорядков». – «Это было двадцать лет назад!» – «Том, я отсылаю тебя к эзоповой притче: леопард, пятна». – «Это не притча!» – «Откровенно говоря, не понимаю, почему ты вообще туда не переехал». Потому что иногда человеку хочется иметь иллюзию, что он сам управляет своей жизнью исходя из собственных ресурсов. Этого он ей не сказал. Он заметил: «Мама, твоя мудрость превыше всякого ума»[31]. На что она ответила: «Не остроумничай. И не устраивай из жизни черт знает что!» Но он устраивал черт знает что. С этой девицей. Все это было одно ужасное черт знает что.

– Разумную цену, – повторил Том и прикоснулся к виску, словно посторонние мысли нарушили нейронные связи и, постучав себя по голове, он надеялся их восстановить.

– Потому что ты говоришь о неприемлемых деньгах, – сказал Феликс и начал убирать табак, бумагу и телефон.