Севиль

— Я слышал похожие истории о славянских женщинах, попавших в рабство к мужчинам, но не в Америке, а где-нибудь в Арабских Эмиратах, например, или в Турции. Впервые в своей жизни встречаю жертву насилия и, должен сказать, меня потрясла твоя история. Если позволишь, я позвоню своему адвокату, и он встретится с тобой, когда мы вернёмся. Я думаю, он сможет тебе помочь. Тебя разведут, и мало того — твой муж выложит крупную сумму, чтобы замять такое нелицеприятное дело. Уверен, он не захочет огласки, ты скоро будешь свободна, обеспечена и забудешь свою историю, как страшный сон. А пока, не переживай, отдыхай и наслаждайся жизнью. Здесь всё для этого есть, если ты заметила. Чиз!

И он поднял свой бокал, ободряюще улыбнувшись ей.

26

Уже две недели Алина провела в залах своей выставки, принимала поздравления, давала интервью, выслушивала отзывы, знакомилась с новыми друзьями — поклонниками её таланта. Четыре картины были проданы, но оставались в экспозиции до конца выставки согласно договору. Одна из них — последняя работа художницы. Картина называлась «Танец» На картине были изображены две танцующие восточные красавицы, как в зеркальном отражении повторяющие черты друг друга. Однако это поразительное сходство было не более чем шутка. Повторный, более внимательный взгляд на картину открывал природу двух абсолютно разных женщин. Одна была изображена в более светлых и тёплых тонах, вторая, соответственно, — в более тёмных и холодных. Но главное — не колорит и игра света, искусно обыгранные автором картины, а движения, позы, выражения лиц и глаз обеих натурщиц. Танец одной — грациозен и полон нежности. Танец другой был танцем пантеры, готовящейся к прыжку. Приглядишься к этим двум красавицам — и сразу возникает мысль: всё дуально в этом мире — тьма и свет, тепло и холод, добро и зло… В общем, эту мысль можно развивать до бесконечности.

— Можно тебя на минуту?

Алина повернулась на голос и увидела смуглого мужчину среднего роста. Он как-то вымученно улыбнулся и протянул для приветствия руку:

— Я — Майкл.

— Очень приятно.

Алина искренне пожала его руку. Она ждала и одновременно боялась его визита.

— Я бы хотел поговорить, если не возражаешь. Может быть, после закрытия выпьем кофе вместе?

— О'кей. Мы закрываемся в шесть. Подходи к этому времени. Я буду ждать.

Она посмотрела ему вслед. Майкл двигался вдоль стен экспозиции, как в сомнамбулическом сне, скользил расфокусированным взглядом по картинам, но, похоже, совсем их не видел.

Они сидели в японском ресторане в двух шагах от галереи и оба молчали. Она ждала, когда заговорит Майкл.

— Меня потрясла одна твоя картина. Я бы хотел приобрести её, но там надпись, что она продана. Может быть, ты напишешь для меня ещё одну? Я заплачу две цены.

— Не думаю, — Алина опустила глаза, как будто чувствовала вину за то, что с ним случилось. — Если хочешь, я сделаю принт с картины. Но написать такую же я не смогу, это я знаю точно. Да и, прости, не хочу.

— Я понимаю.

— Правда?

Он растерянно посмотрел на неё:

— Расскажи, как вы познакомились с моей женой.

— Легко. Знаешь, русские женщины, особенно в эмиграции, знакомятся легко. И дорога — помощница: мы от Атланты до Парижа восемь часов болтали. Потом в парижском аэропорту два часа ожидали самолёт на Киев. Там я и сделала все эскизы. Потом до Киева не умолкали. А когда в Киевском аэропорту вышли, ещё час не могли расстаться. Мне твоя Севиль сразу понравилась. Правда, она почему-то умолчала, что они с сестрой близняшки. А я о себе, кажется, всё выложила. Знаешь ли, эффект попутчика располагает к откровенности. Порой случайному знакомому обнажишь душу, зная, что никогда больше не встретишь его…

На этих словах она осеклась и замолчала. «Господи! Что я несу?!»

— Да, о сестре она раньше не любила говорить. А теперь всё изменилось. Её сестра была очень эгоистичная, самовлюблённая девушка, с большими амбициями. Севиль много страдала от неё, пока они жили вместе. Но, позволь, как же ты смогла написать такую картину, если Севиль не рассказывала о сестре? — вдруг спросил он, растерянно глядя на Алину.

«Майкл! Ты слепец! Как ты мог принять самозванку за Севиль? Как не разглядел, не почувствовал сердцем, что это не она? Ты что, совсем деревянный, великий ценитель живописи?»

Это или примерно это хотела бросить ему в лицо Алина, но сдавленным голосом только спросила:

— А почему Севиль не приехала на выставку?

— Красивая жена и, вместе с тем верная — такая же редкость, как удачный перевод поэтического произведения. Такой перевод обычно некрасив, если он верен, и неверен, если он красив. — Севиль подала на развод, и, честно говоря, я даже не знаю, где живёт. Мы общаемся через адвоката.

Майкл отвернулся, и видно было, с какой болью ему далась эта фраза. И что за нею стоит.