Sex Around The Clock. Секс вокруг часов

Потому что по сути между ними всеми нет никакой разницы, если чистая любовь невозможна… А догадаться о том, что имеется ввиду, когда говорят „любовь", можно только „занимаясь любовью" с той, которая ею чуточку отмечена. И моя далекая Надежда-Любовь спрятана вот в этом телеобманке! Любовь разлита божественно справедливо! Поровну! Или просто – она неделима, она присутствует нежным краем в каждом живом женском теле. Мужчина – это тот, что взыскует ее, не имея воображения!»

Выполнив свою миссию, она кинулась в ванную, после чего натянула платье на голое тело и выкатилась, наверное, для того, чтобы включиться в борьбу за звание отеля коммунистического труда имени пяти звезд Московского Кремля. Белье, знакомое до стыдной боли того дачного стриптиза моей бывшей подруги, ее черно-красные доспехи были разбросаны по постели. «Мои шмотки подаришь сегодня своей шалаве, так и быть!»

Я отправился в ванную бриться, выбросив по дороге ее китайскую синтетику в мусорное ведро. Низкое качество, немудрено, что белье так растянулось. «Вот тебе на память от мисс „Профсоюзы – школа коммунизма!"»!

В ожидании вечера я вспоминал свою одиссею, сделавшую меня «отличником», когда все вело к двойке по поведению и оставлению меня на второй год пожизненно. Снова «улетел» в Париж, в тот номер.

Проводив посыльного, вручившего мне гонорар за Шекспира, я отправился на поиски «того самого» стриптиз-бара, где меня обобрали пять с лишним лет назад. Я сообразил, что времени у меня совсем мало. Билет был на послезавтра. Не шел из головы тип, забравший у меня Чайковского. Неужели он приходил, действительно, за сувениром? Тут что-то было не так.

Конечно, нервы были на пределе. «Или погорю или выиграю. Надо ловить момент. Сейчас или никогда!» Я решительно вышел из номера. Париж встретил меня теплым ветерком. «Как я люблю в вечерний час кольцо Больших бульваров обойти хотя бы раз!». Коронная песня Монтана. Смерть и любовь.

Я долго шел так, словно знал, куда. По внутреннему компасу.

Вспомнилось, что сутенеры, которые меня обули когда-то, или кто они там были, выглядели арабами или турками. «Лица кавказской национальности», одним словом. Поэтому я не задумываясь завернул в бар под вывеской «Абдулла», когда наскочил на него на Елисейских полях.

В ту поездку, когда меня обобрали, я долго плутал после всего уже на пути в отель, и меня как следует продуло тогда, голова, помнится, чуть прояснилась от дури, которую они мне подсыпали, и я что-то все же запомнил. Например, угол, где стояли такси рядом с бистро. Другой похожий угол, откуда просматривалась Триумфальная арка. И три ступеньки!

Я миновал оба угла и увидел стриптиз-бар, и три ступеньки вели к подножию араба из папье-маше.

Вот что было важно – три ступеньки! Тот бар располагался выше уровня мостовой, вот как этот «Абдулла». Ряженый араб, живой, а не из папье-маше стоял рядом. Ожил, видать… «Значит, в этом вертепе, если я нашел именно тот, направо сразу должна быть витрина. И в ней выставлены…»

Я не мог вспомнить, распахнул дверь, вошел. Справа была витрина, и в ней оказались разложены охотничьи аксессуары: ружья, патронташи, ягдташи. На сухих сучьях сидели чучела глухарей, тетеревов, перепелов. Выглядело это нелепо для подобного места, лишь позже я понял, что витрина была общей с соседним заведением, которое называлось по иронии судьбы «Записки охотника». Там сиживали русские, из потомков старых эмигрантов. Они давно забыли и родину, и автора «Певцов», приходили выпить водки и поесть страусятины под видом дичи. Отстойное заведение для «русаков». Хозяева отбивали дневные убытки, превращая нижний зал ночью в дискотеку. Витрина, будто бы, была та самая.

Ну, что ж, здорово, «земляки!» Я побываю в «Записках» позже, обмывая месть.

В «Абдулле» у меня принял плащ швейцар-вышибала с кривым носом, похожий на Марлона Брандо и Бельмондо одновременно, словно того и другого растолкли в ступе и сложили из полученных обломков этот лик в трещинах и швах. Никого с обликом турка или араба пока не попадалось. Видел я эту витрину! Горячо!

В зале ко мне сразу подошел неопрятный официант и затараторил по здешнему. Даже я понял, что он говорит с чудовищным акцентом.

– Может быть, по-русски? – спросил я наудачу.

– По-русски так по-русски, – хмуро согласился он. По-русски он говорил тоже с акцентом. Такой тип на всех языках должен говорить с акцентом, от него, видать, отказались все нации. – Бар скоро откроется… Столик заказывали?

Я сразу дал ему десять франков, у меня были еще доллары, но в Париже, как всегда, предпочитали местную валюту. Однако амбал на входе просек «зелень» в моем бумажнике. И это подействовало, совсем как в России.

– Проходите. Что принести пока?

Я сел за крайний стол. В заведении было еще пусто.

– Для начала давай водки с икрой. Потом посмотрим.

– По какому случаю гуляем? Выиграл на скачках? Или в лотерею?

– В рулетку.

– Икра красная? Черная?

– Паюсная. И горячий калач. Водка холодная. И сливочное масло. Лед. Пока все.