Большинство современных мелодий, скорее, похожи на метрономы, запущенные на компьютере, они не имеют никакого отношения к личности, человечности или вовлеченности. Все это часть той самой идеологии: «Музыка ничего не может изменить, зачем беспокоиться?» Неотъемлемая часть все той же программы – отнять у нас силу музыки. Я твердо убежден, что чертовски хорошо написанная лирика на чертовски замечательную мелодию получает чертовски хороший отклик.
Несмотря на все это, в последние годы я сыграл несколько своих самых любимых концертов – два вечера в лондонском клубе «Хевен» в 2012 г. оказались просто поразительными, особенно второй. У нас также была отличная публика на фестивале в Гластонбери в 2013 г., и мы совершенно определенным образом ее потрясли. Люди, которые видят нас, знают, что они получают высший класс.
Понимаете ли, PiL – это культура в полном смысле слова. Лу привносит в нашу музыку то, что он реально понимает, нечто из мусульманского мира и стран бывшего Восточного блока. Мое ирландское происхождение дает мне потрясающее чувство открытости в пении. С тем же успехом я мог бы быть арабом с трилистником. Что я покупал в молодости? Греческая и турецкая народная музыка, регги и еще цыпа Элис Купер вдобавок! Это не значит, что тебе надо много и упорно учиться. Это интуитивно, и это идет из детства. Я не могу исполнить «До-ре-ми», но я могу выдать «Ааааа-ааааа-лаааах!» так, как вы никогда и не слышали, и все равно все будет отлично.
Так что, как поется в песне, если ты попал на море в шторм, отправляйся в глубокие воды, там легче его пережить. Ближе к берегу, вот где опасность. Вот тут-то тебя и захлестнет волной, а Джонни Роттен, там, на глубине, все глубже и глубже будет погружаться в чудесный мир музыки.
PiL, такой, как он есть сегодня, – моя гордость и радость, кульминация моей жизни. Но меня поражает, когда я вижу эти списки лучших альбомов всех времен и народов, и
Это повлияло на английскую королевскую семью до такой степени, что невозможно по-настоящему обсуждать их без того, чтобы Sex Pistols не всплыли где-то у вас на подкорке. Это трудно отрицать и очень трудно избежать. Нас с Виндзорами соединяют далекие от любви, но глубоко личные и прочувствованные отношения. Мы связаны друг с другом. Я почти испытываю к ним определенную привязанность. Они рождаются в позолоченной клетке, откуда не могут вырваться, и это жуткая штука, которую им приходится терпеть всю жизнь. Благослови их Господь.
Что же касается моего анархизма? Ну, есть так много вариантов трактовки слова «анархия», что даже смешно. В Америке существует целая куча организаций, которые вроде как называются «анархистское трам-пам-пам». Но все адреса их сайтов заканчиваются на «.com», что более или менее свидетельствует о том, что они спонсируются правительством. И все они распространяют невероятные теории и ложь, вроде «Ого, давайте разрушим общество и начнем все сначала!». Ну, это не совсем то, что мне нравится, приятель. Я не хочу, чтобы власть захватил хулиган с самым большим пистолетом, а именно это произойдет в таком случае.
То, что я хочу видеть, – линия поведения, исполненная смысла и чувствительности, проникающая глубоко в суть вещей, когда люди начинают думать, что же на самом деле они делают, и понимать, что каждое их действие может иметь равную и противоположную реакцию. Начните думать о себе как о личности, и тогда вы начнете уважать других как личность. Вы должны научиться любить себя, прежде чем научитесь любить кого-то еще. У меня нет морализаторских идей: всего лишь набор ценностей, и я ценю каждого из нас на этой планете.
Я не хочу использовать такие слова, как «наследие» – ведь я все еще жив! – но мы должны заботиться о том, что мы создали в «Пистолз». У нас здесь не музей, а дом, где придерживаются точности, и мы не хотим, чтобы это когда-нибудь вышло из-под контроля и было неправильно истолковано. А это происходит постоянно.
Меня не интересуют награды. Как ни странно, на днях я услышал, что городской совет Танбридж-Уэллса обсуждал вопрос о том, следует ли установить мемориальную доску Сиду Вишесу. Я не думаю, что мне это было известно, но, по-видимому, он провел там несколько лет в детстве.