Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр

Все демоны пришли из религии, и католическая религия – самый серьезный демон из них всех. «Annalisa» рассказывает о юной девушке из маленького городка в Германии, которая погибла, когда ее родители позволили церковникам провести над ней обряд экзорцизма. Эта бедная девочка была затрахана глупой средой, в которой она выросла, – маленький город, полный недалеких людей. Я уверен, ее проблемы были типично подростковыми, через которые проходят все тинейджеры: чувство индивидуальности, стремление к бунту и, естественно, осознание сексуальности. Набожные родители стремились задушить это в ней и после бесчисленных попыток наказания самыми разными способами уморили голодом. «Избавление от демонов».

Предвестником смерти была их религия. Если вас насильно кормят такой пищей, вы обязательно убедите себя, что кто-то одержим. Вместо того чтобы иметь дело с реальностью, люди предпочитают верить в богов, призраков или демонов. Я в высшей степени антирелигиозен. Это все глупость, блеф, афера и кидалово, и это приводит к большим трагедиям. Не вижу здесь ничего хорошего. Нужно перестать вешать людям лапшу на уши. Те, кто у власти, любят одаривать вас макаронными изделиями. Это лишает способности думать, держит в состоянии постоянного бездумного принятия. Это прямая мне противоположность, противоположность моей природе.

Темы, которые я начал обсуждать в своих песнях, конечно, выворачивают наизнанку и абсолютно душераздирающи, но на самом деле достойны изучения и вложений, потому что в конечном счете делают меня лучшим человеком, способным видеть вещи с точки зрения других людей, и в то же время это ведь и моя собственная история.

Люди, похоже, думают, что бо́льшая часть других песен альбома – всего лишь выплеск тоски по поводу кончины «Пистолз». Это не так, хотя я понимаю, на чем могут быть основаны подобные умозаключения. «Low Life» – это поиск чего-то внутри себя, вероятности, которая мне не нравилась, жажды внимания, и я хотел избавиться от этого навсегда. Почти крикотерапия, хотя в то время я этого не знал, просто рассматривал песню как самоанализ. Спор с самим собой, поиск того, что правильно.

С другой стороны, «Attack» – ну, да, это Малкольм. «Ты тот, кто стерег всю добычу… / Тот, кто похоронил меня заживо»[214] – да, я думаю, здесь все предельно ясно. Никаких тебе подводных камней.

Чтобы закончить альбом, мы слонялись по самым разным студиям, всегда поздно вечером, когда цены на аренду были самыми низкими. В чайна-тауне в подвале было одно заведение под названием «Гузбери»[215], которым пользовались многие соул-, регги- и паб-рок-группы, потому что оно было дешевым, веселым и очень грязным. Спускаешься по лестнице в подвал, а там все тот же старый грязный коричневый ковер и вонь несвежего пива. Идеальное место, чтобы заняться делом. И ходили туда не ради декора. Вот где мы сделали «Fodderstompf»[216] – ту самую раздражающую песню, в которой повторяется: «We only wanted to be loved»[217]. Мы придумали это прямо на месте. Начав записывать альбом, мы поняли, что у нас не так много песен, как нам казалось, и тут любые средства хороши. Каждый, у кого появлялась идея, подстегивал всех остальных.

Поскольку альбом вышел прямо перед Рождеством, у нас было очень мало возможностей для продвижения альбома, чтобы попытаться спасти его от абсолютно безнадежной даты релиза. Мы организовали парочку концертов в Европе и принялись искать площадку в Лондоне. Я очень хотел сыграть в «Финсбери-парк Рейнбоу» – на домашней территории. Промоутер сказал: «Ну, есть только два свободных дня, и это Рождество и День подарков[218], и, как вы знаете, в эти дни играть невозможно». – «Да что вы говорите?» Это были волшебные слова; настоящий джинн из бутылки.

Как ни трудно в это поверить, в те времена нельзя было ничего купить ни на Рождество, ни в воскресенье. Ты работаешь всю неделю, возвращаешься домой поздно, и если идешь в субботу на футбольный матч, это означает, что ты останешься ни с чем – у тебя нет возможности что-то купить, что-то сделать, куда-то пойти или найти какую-либо альтернативу. Настоящая ловушка. Воскресенье считалось Днем Господним, и людям было грешно вам что-нибудь продать. А в Рождество – грешно вдвойне! Что? Да кто мне смеет указывать?!

Еще в «Пистолз» я ясно дал понять, что не собираюсь следовать правилам, которые, по моему мнению, написаны дураками для дураков. Вы можете быть настолько религиозны, насколько вам нравится, – никто не заставляет вас покупать хрустящий батончик в воскресенье, но только не говорите мне, что я не вправе это сделать. Итак, мы задали новую социальную повестку дня: «Почему магазины не могут быть открыты на Рождество? Почему мы ограничены средневековым правом? Или какой-то определенной религиозной доктриной?»