Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр

Смерть Сида причинила мне боль – серьезную. Я довольно долго писал после этого о нем песни. Все они в какой-то степени искренни. Он просто не видел леса за деревьями. И опять-таки все упирается в образование. Ведь образование – это не обязательно то, чему вас учат в школах, оно заключается в приобретении самого способа понимания и умения правильно собирать информацию. А Сидни не хватало этого потенциала. Мне всегда казалось, что я защищаю Сида, всегда. Куда бы я его ни повел, я знал – а-а-а! – из-за него будут проблемы. Но это нормально!

Едва только он переступил черту и оказался предоставлен самому себе, боже, все превратилось в такую глупость, глупость, глупость, в этом не было никакой ценности, принципа, системы или логики. Не связывайся с наркодилерами, ладно? Они серьезные ребята, с ними не шутят. У них нет иного выбора. Просто скажи «нет».

В то время как все это происходило, как раз по другую сторону Рождества, на Гюнтер-Гроув, назревал серьезный кризис в отношениях между Уобблом и Джимом Уокером. Я никогда не понимал, из-за чего случались все эти ссоры – ну, типа, конечно, что-то до меня доходило, – но там был замешан какой-то буллинг. Я полагаю, что Уоббл чувствовал себя неадекватно из-за отсутствия у него должных умений играть на басу и поэтому должен был страдать кто-то еще.

Джим ушел. Ему достаточно быстро все это надоело, и внезапно, менее чем через год после нашего создания, мы остались без барабанщика. Я думал, что Джим продолжит заниматься другими замечательными музыкальными проектами. Но нет, он уехал в Израиль, чтобы работать в кибуце и прочее безумие. На самом деле он не еврей, так что это стало для него даже еще более решительным шагом. По-моему, сейчас он снимается в кино.

Мы испробовали несколько замен, но ни одна из них, похоже, не прижилась. Кто-то играл чистое диско, кто-то – исключительно регги, но ни один из них не мог приспособиться ни к чему, кроме определенного формата. С кем-то у нас просто не получалось сработаться, не рождалось нужной атмосферы.

Какое-то время мы с Рэмбо в шутку говорили народу, что он станет нашим новым барабанщиком. Рэмбо даже согласился, и это могло бы сработать, но он должен был бы в течение месяца научиться играть. Слишком большой напряг для любого человека. Я рад, и, думаю, он тоже, что этого в итоге не произошло, потому что мы нашли способ работать вместе, который оказался в дальнейшем гораздо более выгодным для нас обоих.

Так что все это превратилось в набор по объявлению. «Эксчендж энд март»[221] стала нашим любимым чтивом. Когда мы пробовали найти кого-нибудь через музыкальные газеты, всегда приходили какие-то неправильные задницы. Они заявлялись с идиотскими портфолио, а не с нормальным материалом, дающим представления о них как о людях.

Мы немного повозились с Ричардом Дудански. Он был в The 101ers[222] Джо Страммера, но на самом деле Дудански нам не особо подходил. Он слишком мягкий и ласковый, чтобы ужиться с нашим отсутствием страха. Бедняга Дудански был немного хиппи, но потом отошел от этого, потому что облысел. Выпадение волос избавило его от хиппизма.

Большинство новых барабанщиков чувствовали себя не в своей тарелке. Они замечали трения, возникавшие между Уобблом и Китом, Китом и мной, мной и Уобблом, между всеми нами тремя одновременно – очень трудно внезапно оказаться в центре событий. Я понимаю их позицию: Сид, должно быть, чувствовал то же самое, когда присоединился к «Пистолз». Ты попадаешь в львиное логово, и все львы отлично друг друга знают. Ух! Тяжело, очень тяжело, когда тебя оценивают!

Как ни странно, несмотря на то, что мы остались втроем, без постоянного барабанщика, теперь, выпустив первый альбом, мы стали даже более устойчивыми и уверенными. Мы приспособились к системе записи по частям, наобум. Мы никогда не работали достаточно долго на одном месте. Просто неделю здесь, день там.

Было довольно много ночных сессий в «Таун хаусе» на Голдхок-Роуд, в Шепердс-Буше, и они всегда заказывались в самую последнюю минуту. В то время этой студией часто пользовались The Jam[223]. Когда они заканчивали вечером репетировать, мы получали наводку и могли прийти и пользоваться оборудованием, при условии, что не будем касаться микшерного пульта. Сами The Jam, конечно, не имели к этому никакого отношения. Такая своеобразная вселенная низких цен.

Итак, все, что мы делали, – записывали так называемые «мониторные миксы», то, что не проходило через главный микшерный пульт. Однако едва ты начинаешь иметь дело с более продвинутыми технологиями, звукорежиссеры немедленно принимаются возиться со звуком, все резкие места и зазубрины сглаживаются, и это уже невозможно ничем заменить. Вот что придавало ранним записям PiL столь захватывающее звучание – в них присутствует необузданная энергия группы, играющей в студии вживую.