Сезам, закройся!

Их машины стояли рядом на обочине шоссе. На некотором расстоянии друг от друга от главной дороги отходили проезды, ведущие в лес. Один из них и являлся путем к НИИ. Но Владимир Евгеньевич не знал, где именно надо повернуть.

– Поворот сразу после знака «Сужение дороги», – пояснил Богдан. – Кстати, на дороге к НИИ очень старое и плохое покрытие. Когда сухо, то все нормально. Но сейчас идет дождь, и путь размыло. Надо быть очень осторожными.

– Понял, – коротко сказал полковник.

Где-то в груди больно кольнуло.

«Держись, Ева! Держись, девочка моя. Во что бы они там тебя ни превратили, я все равно буду всегда любить тебя. Только бы ты осталась жива», – подумал он.

Они двинулись дальше. Машины ехали по мокрому шоссе осторожно, с включенными фарами. Быстро темнело. «Крузер» Богдана обогнал автомобиль полковника и поехал вперед, показывая дорогу. Нужный поворот был почти незаметен – просто провал в темной массе леса. К нему вела узкая дорога, покрытая скользкой грязью.

– Я много раз слышал, – сказал Овчинников по мобильному телефону, набрав номер Владимира Евгеньевича, – как профессор лицемерно жаловался, что на ремонт дороги не выделяется финансирование. На самом же деле Утюгову выгодно, чтобы НИИ был как можно менее досягаем. В дождь и зимой попасть в институт без внедорожника практически невозможно.

Обе машины въехали под своды леса. Рязанцев включил дальние фары. Два мощных столба света ударили вперед, осветив дорогу, которая из-за ливня больше напоминала реку. Подумав, полковник включил и ряд фонарей на крыше.

– Меня волнуют лужи, – ответил Владимир Евгеньевич в трубку, – неизвестно, что скрывается под ними. Если яма, то какой она глубины? Когда сухо, впадины можно увидеть и объехать. Сейчас же – чистая лотерея.

– Это ясно, – кивнул Овчинников, держась за «УАЗом». – К слову, у вас есть лебедка? Или хотя бы трос?

– Есть трос.

– Ну, хоть что-то. А бензина сколько?

– Полный бак.

– У меня тоже. Но в таком месиве полный бак – явление весьма относительное. Расход-то бешеный.

– Одно радует, – вздохнул полковник, – что у нас две очень проходимые машины. Одна застрянет – бросим ее и поедем на второй. Я вызвал помощь, но в такую погоду вертолет до НИИ не долетит, а по грязи с гарантией доедет только танк.

– Или мы, – добавил Богдан.

– Или мы, – согласился Рязанцев. – Если повезет, мы будем на месте уже через час-полтора.

В этот момент дорогу внедорожникам преградил ствол упавшего дерева.

Тяжелая металлическая дверь карцера захлопнулась. На Еву обрушились полная темнота и тишина. Почти одновременно пришел и ужас – без освещения у девушки не было шансов увидеть муравьев-мозгоедов заранее.

– Интересно, как бы их отпугнуть или спрятаться? – пробормотала Ершова, застыв на пороге и прижавшись спиной к холодной двери. – По стенам муравьи ползают, так что даже если мне удалось бы прилипнуть к потолку, это не помогло бы. Воды тут нет. Репеллентов – тоже.

Девушка несколько раз моргнула, надеясь, что глаза привыкнут к темноте и ей удастся что-либо увидеть. Но темень была кромешной. На мгновение Еву охватила паника. Ей захотелось ударить кулаками в дверь, просить, чтобы ее выпустили отсюда, кричать и плакать… Но через несколько секунд она взяла себя в руки.

– Очень не хочется, чтобы они съели половину моего мозга, – сказала Ершова, – лучше уж умереть заранее и самостоятельно.

Впрочем, девушка понимала, что покончить с собой в пустом каменном мешке практически нереально. Разве что разбить голову о стену, но умирать таким болезненным образом Еве почему-то совершенно не хотелось.

– And we will keep fighting to the end, – вспомнила она еще раз слова песни группы «Квин», призывавшие бороться до последнего вздоха.

Борясь с подступающим ужасом и чутко прислушиваясь к тишине, Ева принялась исследовать камеру, которая оказалась удивительно маленькой, буквально два на два метра. Где-то на потолке шелестел вентилятор, но невысокая Ершова не могла до него дотянуться, а никаких предметов наподобие стула в карцере не было. Обойдя помещение дважды, Ева изучила содержимое своих карманов. Ничего, кроме мобильного телефона, который показывал отсутствие сигнала, там не нашлось.

«Его можно использовать как фонарик», – подумала девушка, глядя на голубоватое свечение от экрана сотового.

Ева внимательно изучила стальную дверь, но там не имелось ничего интересного, даже засова – дверь закрывалась снаружи. Стены камеры были сложены из кирпича и казались совершенно монолитными. До потолка слабый свет экрана не доставал.

Вздохнув, Ева села на пол. Шансов у нее не было никаких.

– Володя, я люблю тебя, – тихонько сказала девушка. – Мне очень жаль, что так получилось.

Из ее глаз полились слезы. А еще через мгновение Ершова вскочила на ноги, буквально подброшенная спасительной идеей.

– Как мозгоеды попадают в камеру? – громко спросила она. – Для них должны быть предусмотрены туннели!