Этот портрет (цв. ил. 3) обычно датируется примерно 1875 годом, когда Сезанну было тридцать шесть. Поза, осанка, пирамидальный силуэт, облик и космы напоминают наверняка знакомый Сезанну монументальный автопортрет Писсарро (цв. ил. 28); при этом как в чертах, так и в выражении лица есть некоторое сходство с дружеским «Портретом Поля Сезанна» (цв. ил. 25){503}
, написанным Писсарро около 1874 года.Рильке увидел его во время Осеннего салона 1907 года и был очарован:
Мужчина смотрит на зрителя, повернувшись к нему в три четверти. Густые темные волосы откинуты за уши, ясно видна форма головы, контур ее, прослеженный с необычайной уверенностью, – жесткий и в то же время округлый; одной линией обрисован лоб; твердость контура чувствуется даже там, где он, растворяясь в форме и плоскостях, остается только самым внешним из тысячи очертаний; края глазных впадин еще раз выявляют крепкую структуру форм черепа; лицо направлено вниз и немного вперед, и каждая черта как будто привешена в отдельности. В лице невероятное напряжение, и в то же время оно выражает примитивнейшее безграничное удивление, в котором так часто застывают дети и простолюдины; только у человека на портрете нет их пристально-бессмысленного взгляда, выдающего погружение в пустоту. Наоборот, сосредоточенный взгляд немигающих глаз указывает на чисто животную внимательность бодрствующего сознания. А насколько блестяще, с какой безупречной точностью передано это состояние созерцания, подтверждается тем, что художник (и это особенно трогательно) не привносит никакой многозначительной интерпретации, не ставит себя выше своего изображения, но рисует свой портрет со смиренной объективностью и будничным интересом собаки, которая, увидев в зеркале свое отражение, думает: «А вон еще одна собака»{504}
.Это не единственное сравнение с собакой. Спустя столетие другой поэт будет размышлять о Сезанне-человеке – о своем Сезанне – и отдаст ему поэтическую дань. Шеймас Хини подхватил мысль Рильке: