Сезон

Я раздраженно включила воду и взяла губку, а Энн достала из ящика маленькое полотенце. Когда вода стала горячей, я выдавила на губку моющее средство, и Энн, стоявшая рядом со мной, протянула мне первую чашку. Я взяла ее… и тут вдруг поняла, о чем она говорила. Чашечка была такая легкая и… нежная, как безе. Я посмотрела ее на свет, фарфор был почти прозрачным. Дизайн был выдержан в китайском стиле, ярко-синий. Я мыла ее осторожно, внезапно испугавшись, что могу нечаянно разбить или отколоть ручку. Я передала чашечку Энн так же аккуратно, как если бы держала в руках новорожденного.

– По какой-то причине, совершенно для меня неясной, я подозреваю, что внутри вас, Меган, живет прекрасная молодая женщина, – сказала Энн после того, как вытерла третью чашку. – Вот только я понятия не имею, как до нее добраться.

– Извините, – вздохнула я. – Просто у меня на этой неделе действительно очень много дел.

– У всех нас бывают ситуации, когда мы хотим находиться где-то еще, но проявлять нетерпение – значит вести себя грубо. Поспешность и мудрость вообще никогда не идут рука об руку.

Энн замолчала, я тоже не проронила ни слова, домыла чашки и перешла на блюдца.

– Быть любезной – значит вести себя так, словно нет на свете другого места, в котором бы ты сейчас хотела находиться сильнее. Даже если это неправда.

Я ополоснула молочник и теперь трудилась над чайником.

– Вы понимаете, что все эти маленькие девочки смотрят на вас?

– В самом деле? – Я замерла.

– О да, слышали бы вы их. Вы, Меган, именно та девушка, которой они все хотят быть, когда вырастут, – спортивная, но вместе с тем женственная, вы одеваетесь так, как нравится вам самой, но при этом вы будете танцевать на балу «Блубонет». Они следят за вами, ищут в вашем поведении подсказки, что следует говорить и как себя вести. И я не думаю, что раздражительность – это тот пример, который вы хотите подать им, не так ли?

– Да, вы правы, Энн.

– Я понимаю, что она вам не нравится, но обратите все же внимание на Лорен в эти выходные, на то, как она себя ведет, что делает. Она может быть очень обаятельной и любезной. – Энн закончила вытирать молочник. – Хотя я не уверена, что это естественное ее состояние.

О, МОЙ БОГ! Неужели Энн только что подколола при мне Лорен? Впрочем, шутила ли она? Я ничего не могла прочитать по ее спокойному, непроницаемому лицу. Не было ни улыбки, ни легкого мерцания в глазах, ни на секунду наморщенного носа… Но все же я была уверена, что только что услышала колкость.

– Я обращу на нее внимание. И… спасибо, Энн.

Она больше ничего не сказала. Вскоре вся посуда была перемыта и высушена, а я стала собирать свою сумку.

– Фарфор вашей матери прекрасен, – сказала я на прощание.

– Большое спасибо за то, что ничего не разбили. – И снова нельзя было понять, шутит Энн или нет.

В тот вечер мой чемодан – собранный, выпотрошенный, собранный снова и снова выпотрошенный, замененный на больший и собранный снова – стоял у двери, как собака, ожидающая прогулки. Завтра мы поедем на выходные к Лорен, целых два дня унылых пафосных разговоров, охота на фазана, приготовление еды на открытом воздухе… И в центре всего этого светского буйства – принцесса Лорен, представляющая сценку «джинсы и бриллианты». Я закончила смазывать и чистить свой дробовик, положила его в чехол и поставила у двери рядом с чемоданом. А потом вдруг решила перепроверить, все ли молнии на нем застегнуты, да и вообще все ли в порядке.

– Что с тобой? – спросила Джулия.

– Я не знаю! Но могу думать только о Хэнке! – воскликнула я.

– Добро пожаловать в мир, где у тебя есть парень, – спокойно сказала сестра.

– У меня был парень и до этого!

– Когда?

– Фред, младше меня на год, помнишь? – ответила я.

– Фред был не настоящим парнем.

Это было правдой. Я не думала о Фреде так много за те несколько месяцев, которые мы встречались, как о Хэнке за пять дней с тех пор, как мы лежали на диване в нашей гостиной.

– Итак, мы обо всем договорились? – спросила я. – Я не хочу, чтобы вы с Заком вошли в самый неподходящий момент.

– Да. Эмодзи «красное сердце» означает, что вы заняты.

Я придвинула чемодан ближе к двери и проверила, что его ручка надежно закреплена.

Воооу!

«Могу ли я зайти?»

Было девять часов, и Хэнк хотел «зайти». Я подумала, что могу упасть в обморок.

«Конечно!»

Я ответила и сказала Джули, что Хэнк уже в пути.

Я не знала, как далеко он был от моего дома, и забеспокоилась, не стоит ли мне переодеться.

– Она милая, правда? – спросила я, указывая на свою пижаму.

– Ты выглядишь великолепно, – заверила меня сестра.

– Она не выглядит неряшливо? – снова забеспокоилась я, и Джулия бросила на меня полный жалости взгляд:

– Нет, все хорошо.

– Нет, не хорошо! Я гуглила его!

– И что ты нашла?

– Ничего особенного! Всего лишь миллиард Генри Уотерхаусов, среди которых один-единственный человек носит звание капитана. Я нашла его – он работает в сфере недвижимости, в офисе на Центральной скоростной автомагистрали.

– Тогда он может быть уже недалеко, – сказала Джулия.