Сезон

– Это правта, что во время войны солдаты суоми убили много русских людей! Но это была война, а сейчас мир! Я веть не вспоминаю, что советские самолеты бомбили Хельсинки и тоше убивали мирных людей!

– Все, хватит, – оборвал его Витек, – давайте определимся. Если кому – то не нравится то, что мы делаем, пусть скажет! Если у кого-то другие предложения по разделу денег, тоже пусть скажет!

Он выдержал паузу и окинул нас взглядом.

– Так и знал, что других предложений нет. Значит, продолжаем в том же духе.

Некоторое время все молча ели пока я не достал из сумки неизменную солдатскую фляжку в суконном выгоревшем чехле.

– Есть предложение, нет возражений?

Лица присутствующих немного просветлели, только Айно с недоумением уставился на меня. Я щелкнул указательным пальцем по кадыку и поболтал перед его носом флягой.

– Спирт будешь?

– Вотка? – все еще не понимая, спросил Айно.

– Он, видать, спирта никогда не пил! – осклабился Витек.

– Это лучше чем водка, – успокоил я финна, разливая спирт по кружкам, в мгновение ока, появившимся на столе.

Через полчаса захмелевшие Игорь и Айно сидели рядом и наперебой пытались общаться.

– Я ни в коем случае не против вас, – заплетающимся языком бубнил Игорь, – я против нашего поганого правительства!

– Лес вырубают и в Финляндию за копейки продают! Народ спивается, работы нет, а финны агитируют карелов за присоединение Карелии к Финляндии.

– Этто националисты, – таким же пьяным голосом отвечал Айно. – Я не политик, я программист. Мне Карелия не нушна, мне нушно наслетство моего деда. У нас ошень большие налоги. Наше правительство са мой дом берет большой налог. Еще банк берет большой процент са кредит. Еще надо платить метицинская страховка детей и жены. Еще нато платить кредит са машину. Наше правительство тоше поганое!

– Кажется, они нашли общий язык, – толкнул меня в бок Витек.

– Ага, – усмехнулся я, – на почве ненависти к правительствам. Анархисты, мать их!

Глава 6. Жадность

Я никогда не понимал альпинистов, лезущих на отвесные скалы для того, чтобы постоять на вершине какого-нибудь Эльбруса и получить от этого моральное удовлетворение. Я также никогда не понимал дайверов, которые рискуя жизнью, совершают погружения на сотни метров, только, для того чтобы насладиться красотами подводного мира. Путешествия спелеологов среди сталактитов в глубоких пещерах и узких проходах, грозящих обвалом, мне тоже непонятны.

Нет, я, конечно, знаю, что все это чертовски романтично. Все эти пережитые опасности, запечатленный на фотографиях триумф воли вызывают уважение и будоражат кровь. Я даже согласен, что жажда адреналина заставляет проделывать все это еще и еще раз. Но во всех этих увлечениях нет того что присутствует в кладоискательстве. Это невероятная жажда наживы, которая подспудно сидит в каждом кладоискателе иначе бы он не занимался своим делом.

Только руководствуясь этим чувством жажды наживы, кладоискатель проявляет недюжинное упорство и волю. Только это чувство заставляет его раз за разом проходить с металлоискателем по одному и тому – же месту в надежде, что здесь как в прошлом году выскочит редкая ценная монета. Только это чувство заставляет положить всю свою жизнь и жизнь своей семьи на поиски затонувшего испанского галиона, набитого золотом.

Многие скажут, что занимаются поиском монет из чистого спортивного интереса, чтобы пополнить свою коллекцию, подышать свежим воздухом и т. д. Позволю себе с этим не согласиться, потому что у любого кладоискателя нашедшего неизвестную монету, возникают два вопроса. Первый – что это за монета? И второй – сколько она стоит?

Иногда второй вопрос может быть стыдливо завуалирован типа «Насколько редкая эта монета?». Суть в том что, желая узнать цену монеты, любой владелец рассчитывает ее продать подороже. Не сейчас так потом. А это уже жажда наживы.

В общем, все мы были охвачены этим далеко не благородным чувством, когда перекапывали по пятому разу небольшой пригорок, покрытый мхом и поросший длинными корабельными соснами, среди которых местами торчали гранитные валуны.

Вот уже неделя прошла с того момента как мы загнали машины по едва заметной тропе в распадок рядом с этим пригорком и по старой карте Айно вышли к месту, обозначенному на ней. На обороте этого затрепанного листа по-фински было что-то неразборчиво нацарапано чернилами.

– Деддушка написал, что закопал чугунок с монетами в углу амбара, – пояснил Айно эти каракули.

– Он бы хоть схему хутора нарисовал, – сплюнул я с досадой, – где мы тут амбар найдем?

На самом деле место действительно напоминало о том, что здесь когда-то жили люди. Из-подо мха выглядывали трухлявые бревна, перетянутые скрученной проволокой, а прямоугольные провалы почвы говорили о том, что тут были строения.