Сезон

– Пусть идет, – устало сказала мама, когда я хлопнула дверью. В коридоре я уже рыдала в голос, но сквозь всхлипывания все равно услышала старую-добрую мамину присказку: – Она образумится – просто дай ей свыкнуться с этой мыслью.

«Вот уж как бы не так», – подумала я.

Глава вторая, в которой Меган отказывается от пирровой победы

Нет ничего приятнее, чем запах лошади, особенно твоей собственной лошади, которая любит тебя безоговорочно и позволяет тебе висеть на шее и ни на что не жалуется. Когда я уткнулась лицом в гриву Банджо и глубоко вздохнула, то почувствовала, как рыдания отступают и я уже не бьюсь в истерике, а лишь тихонько всхлипываю. Теперь я всем настоятельно рекомендую поступать именно так, если ваша жизнь разбивается вдребезги.

Я сбежала в конюшню, чтобы спрятаться и подумать. Была суббота, поэтому Сильвио и другие рабочие ранчо отдыхали, и я осталась наедине с моим верным другом Банджо и дюжиной других лошадей.

Ссора закончилась, но я бы никогда не признала, что мама была права насчет сборной. Мой поезд, скорее всего, ушел – если ты не попадаешь в команду до двадцати лет, твои шансы попасть до двадцати трех практически равны нулю, а если ты не в команде, то… можешь идти играть в футбол с дворовыми собаками.

Хуже всего то, что я провалилась на региональном смотре и так и не показала тренерам свои реальные возможности. Причем другие девушки тоже были хороши… То есть я хочу сказать, они были ничем не лучше меня. Я до сих пор не понимаю, что тогда произошло, но я получила целый ворох плохих тренерских отзывов, совершила все возможные ошибки, какие обычно совершают новички. В общем, выставила себя полной дурой, как, например, сегодня. Я отчаянно надеялась получить от судьбы еще хоть один шанс, и наш тренер Нэш стала моим лотерейным билетом – она была дважды тренером национальной младшей лиги и была тесно связана с национальной командой.

Но следующим летом мне бы представилась возможность прорваться сборную только в одном-единственном случае: в этом сезоне я должна была играть как звезда. Такие промашки, как сегодня, и без того делали мою мечту все более призрачной, а теперь еще и мама хотела, чтобы я ушла на целый сезон… Да она вообще меня знает? Впрочем, я задавалась этим вопросом не в первый раз.

По иронии судьбы для меня шанс попасть в настоящую женскую сборную, которая играет на чемпионате мира и Олимпийских играх, был больше, чем шанс стать дебютанткой «Блубонет». Двадцать три женщины входят в состав национальной команды, и в любое время их могут заменить любой из нескольких сотен тысяч запасных. А вот на бал «Блубонет» приглашают всего семь, максимум восемь дебютанток в год, а в Техасе живет несколько миллионов девушек, которые готовы буквально на все, чтобы стать одной из них.

В любом случае ты не можешь просто взять и попросить, чтобы тебя пригласили. Купить приглашение тоже нельзя. Тебя выбирает совет, состоящий из действительно богатых и влиятельных людей, которые превыше всего ценят традиции. Если твоя мать некогда дебютировала на балу, то это играет на руку. Может помочь дебютировавшая тетя или бабушка. Джулия и я были наследницами уважаемой техасской семьи. Когда бабушка Роуз Элис умерла несколько лет назад, даже в ее некрологе, размещенном в «Далласских утренних новостях», сообщалось о дебюте на балу «Блубонет» в 1964 году. Все остальное в ее жизни – родители, колледж, муж, дети, благотворительные организации и социальные клубы – было на втором месте. Разговоры о нашем дебюте начались еще в детском саду, но до сегодняшнего дня я считала, что мы с родителями договорились: дебютировать будет Джулия, а я с удовольствием пропущу это светское мероприятие.

Сквозь всхлипы я услышала тарахтение дизельного двигателя, затем хлопнула водительская дверца, а потом стукнула щеколда на двери конюшни. Я еще сильнее зарылась лицом в гриву Банджо и услышала только тихий хруст соломы под чьими-то ногами. Задолго до того, как раздался голос, я поняла, что это был папа.

– Наверное, я проедусь верхом. Хочешь со мной? – Его голос звучал совершенно беззаботно.

– Да, – тихо ответила я, стараясь не показывать, насколько горько я плакала.