— Ортолан вроде бы обвинил в смерти своего ученика весь штат Риссберга, пришёл в ярость и получил инсульт. Он был действительно старым, много лет страдал от гипертонии, не была секретом его зависимость от фисштеха, а фисштех и гипертония это гремучая смесь. Но там, наверное, было что-то существенное, потому что в Риссберге произошли значительные кадровые перемены. Еще до смерти Ортоланa там дошло до конфликтов, вынужден был уйти в отставку, среди прочих, Алджернон Гвинкамп, более известный как Пинети. Его ты точно знал. Потому что, если кого-то там и стоило запомнить, то именно его.
— Это правда.
— Смерть Ортоланa, — Коралл внимательно посмотрела на него, — вызвала быструю реакцию Капитула, до ушей которого уже раньше доходили некоторые тревожные новости о выходках покойного и его питомца. Что интересно и в наше время все более характерно, лавину вызвал крошечный камешек. Нечего не значащий человек из простых, какой-то настырный шериф или констебль. Он заставил действовать своего начальника, бейлифа из Горс Велена. Бейлиф передал обвинение наверх, и так, ступенька за ступенькой, дело дошло до королевского совета, а оттуда в Капитул. Короче говоря: обнаружили виновных в отсутствии контроля. Из администрации пришлось уйти Бируте Икарти, она вернулась в школу, в Аретузу. Ушли Аксель Рябой и Сандовал. Зангенис сохранил положение, получил от Капитула поощрение за то, что доносил на остальных и свалил на них всю вину. Как тебе это нравится? Может, что-нибудь скажешь по этому поводу?
— А что я могу сказать, это ваши дела. И ваши интриги.
— Интриги, разгоревшиеся в Риссберге вскоре после твоего визита туда.
— Ты переоцениваешь меня, Коралл. И мои истинные возможности.
— Я никогда ничего не переоцениваю. И редко недооцениваю.
— Мозаик и Лютик вот-вот вернутся, — он в упор смотрел ей в глаза. — И ты ведь неспроста велела им уйти. Скажи, наконец, в чем дело.
Она выдержала его взгляд.
— Ты хорошо знаешь, в чем дело, — сказала она. — Не оскорбляй мой интеллект, принижая напоказ свой собственный. Ты не был у меня больше месяца. Нет, не думай, что я ожидаю приторной мелодрамы или патетически-сентиментальных жестов. От отношений, которые уже позади, я не жду ничего, кроме приятных воспоминаний.
— Ты использовала, кажется, слово «отношения»? Действительно, поражает его семантическая емкость.
— Ничего, — она пропустила его слова мимо ушей, но глаз не опустила, — кроме приятных воспоминаний. Не знаю, как ты это воспринимаешь, но что касается меня, что же, я скажу честно, в этом нет ничего хорошего. Стоило бы, как мне кажется, сделать небольшое усилие в этом направлении. Думаю, многого не требуется. Так, что-то небольшое, но красивое, красивый финальный аккорд, то, что оставит приятное воспоминание. Ты решишься на что-то такое? Захочешь прийти ко мне?
Он не успел ответить. Раздались оглушительные удары колокола на кампаниле, пробившего десять раз. Затем зазвучали трубы — громкий, медный и немного какофонический звук фанфар. Сине-красные гвардейцы разделили толпу гостей, образовав коридор. Под портиком у входа во дворец появился маршал двора, с золотой цепью на шее и большим, как столб, посохом в руке. За маршалом шагали герольды, за герольдами сенешаль. И за сенешалем, в собольей шапке на голове и со скипетром в руке, двигалась костлявая и жилистая особа — Белогун, король Керака. Рядом с ним шла худенькая блондиночка в вуали, которая могла быть только королевской избранницей, в совсем недалеком будущем его супругой и королевой. Блондинка была одета в белоснежное платье и обвешана бриллиантами, пожалуй чрезмерно, пожалуй по-нуворишески и пожалуй безвкусно. Так же, как у короля, на ее плечах была горностаевая мантия, поддерживаемая сзади пажами.
Позади королевской четы, где-то грубо говоря, шагах в пятнадцати за поддерживающими горностаев пажами, следовала королевская семья. Среди них, конечно же, Эгмунд, рядом с ним кто-то светлый, как альбинос, это мог быть только его брат Ксандер. За братьями шли остальные родственники, несколько мужчин, несколько женщин, с ними несколько подростков, мальчиков и девочек, очевидно, потомки законные и внебрачные.
Пройдя мимо кланяющихся гостей и глубоко приседающих дам, королевская процессия достигла цели — сооружения, чем-то напоминающего эшафот. На возвышении, накрытом сверху балдахином, а по сторонам огороженном гобеленами, было установлено два трона. На которые уселись король и невеста. Остальным родственникам велели стоять.