Он навалился на вилы и окунул Мууса. С головой. Муус с плеском выбрался на поверхность, рыча, кашляя и отплевываясь. Равенга позволил ему немного покашлять и набрать воздуха, после чего затопил его снова. На этот раз действительно глубоко.
Повторив эту операцию несколько раз, он бросил вилы.
— Оставьте его там, — приказал он. — Пусть сам выбирается.
— Это будет нелегко, — оценил Тарп. — И немного затянется.
— И пускай затянется. Спешить некуда.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
A mon retour, he! je m’en desespere,
Tu mas recu d’un baiser tout glace.[4]
На рейд на всех парусах входила новиградская шхуна «Пандора Парви», поистине прекрасный корабль. Красивый и быстрый, подумал Геральт, спускаясь по трапу на оживленную набережную. Он видел эту шхуну в Новиграде, наводил справки, узнал, что она выходит из Новиграда на целых два дня позже, чем галера «Стинта», на которой он прибыл. Несмотря на это, она достигла Керака практически в то же время. Может быть, стоило подождать и отправиться на этой шхуне, подумал он. А за два дополнительных дня в Новиграде, кто знает, возможно, удалось бы раздобыть какую-то информацию?
Напрасные сомнения, решил он. Может, кто знает, а вдруг. Что случилось, то случилось, ничего уже не изменишь. И нечего над этим размышлять.
Он попрощался взглядом со шхуной, маяком, морем и темнеющим грозовыми тучами горизонтом. Потом быстрым шагом направился в сторону города.
Из виллы носильщики как раз выносили портшез, изящную конструкцию со шторками лилового цвета. Видимо, был вторник, среда или четверг. В эти дни Литта Нейд принимала пациенток, а пациентки, как правило, состоятельные дамы из высшего общества, пользовались именно такими портшезами.
Привратник впустил его без единого слова. И хорошо. Геральт был не в лучшем настроении, и, вероятно, на слово ответил бы словом. Или, может, даже двумя или тремя.
В патио было пусто, вода в фонтане тихо журчала. На малахитовом столике стояли графин и бокалы. Геральт без церемоний налил себе.
Когда он поднял глаза, увидел Мозаик. В белом халате и фартуке. Бледную. С прилизанными волосами.
— Это ты, — сказала она. — Вернулся.
— Это, несомненно, я, — сухо подтвердил он. — Несомненно, вернулся. А это вино, несомненно, немного прокисло.
— Я тоже рада тебя видеть.
— Коралл дома? А если дома, то где?
— Минуту назад, — она пожала плечами, — я видела ее между ног пациентки. Несомненно, она все еще там.
— У тебя действительно нет выхода, Мозаик, — тихо сказал он, глядя ей в глаза. — Ты должна быть чародейкой. В самом деле, у тебя есть к этому предрасположенность и задатки. Твое разящее остроумие не смогли бы оценить на ткацкой мануфактуре. И тем более, в борделе.
— Я учусь и развиваюсь. — Она не опускала глаз. — Я уже не плачу в уголке. Отплакала свое. Этот этап пройден.
— Нет, ты себя обманываешь. У тебя многое еще впереди. И сарказм не защитит тебя от этого. Особенно, если он искусственный и плохо скопированный. Но хватит об этом, не мне учить тебя жизни. Где, я спрашиваю, находится Коралл?
— Здесь. Здравствуй.
Чародейка, как призрак, появилась из-за портьеры. Как и Мозаик, она была в белом врачебном халате, а ее заколотые рыжие волосы были упрятаны под полотняную шапочку, которая при обычных обстоятельствах показалась бы смешной. Но обстоятельства не были обычными, и смех был неуместен, ему понадобилась секунда, чтобы это понять.
Она подошла, молча поцеловала его в щеку. Губы были холодными. А под глазами темные круги.
Она пахла лекарствами. И чем-то еще, что использовала для дезинфекции. Это был противный, отталкивающий, больной запах. Запах, который вызывал тревогу.
— Увидимся завтра, — опередила его она. — Завтра мне обо всем расскажешь.
— Завтра.
Она посмотрела на него, и это был взгляд сквозь даль, сквозь разделяющую их пропасть времени и событий. Ему понадобилась секунда, чтобы понять, насколько глубока эта пропасть и как отдалили их события.
— Может, лучше послезавтра. Сходи в город. Встреться с поэтом, он очень беспокоился о тебе. А теперь, пожалуйста, иди. Я должна заняться пациенткой.
Когда она ушла, он взглянул на Мозаик. Наверное достаточно красноречиво, потому что она не замедлила с объяснениями.
— Утром у нас были роды, — сказала она, и ее голос немного изменился. — Сложные. Она решила использовать щипцы. И все, что могло пойти плохо, пошло плохо.
— Я понял.
— Сомневаюсь.
— До свидания, Мозаик.
— Тебя долго не было, — она подняла голову. — Гораздо дольше, чем она ожидала. В Риссберге не знали, или делали вид, что не знают. Что-то произошло, правда?
— Что-то произошло.
— Я поняла.
— Сомневаюсь.
Лютик поразил его сообразительностью. Он подтвердил факт, очевидность которого Геральт все еще не вполне осознавал. И целиком так и не принял.