Сезон колдовства

*** С пустынного холма открывался прекрасный вид на Галдящий город. По левую руку от меня — центральные торговые ворота, а на противоположной стороне бугристые волны виноградников и крохотные поселения местных виноделов. — Плодородные земли, неправда ли? — поинтересовалась Агата. — Прости, не силен в премудростях земледелии, — огрызнулся я. Мы покинули песочные стены за светло и провели несколько часов в пути. Но с какой целью, ученая затащила меня на эту возвышенность, она так и не удосужилась объяснить. Отвечала односложно, но больше отмалчивалась. А когда мы наконец добрались до Кривого холма, решила устроить мне экзамен! — Знаешь, в здешних местах зародилась самая первая династия виноградарей, — неспешно заговорила историк. — Вон те крыши из выцветшей черепицы, видишь? — Значит вот зачем мы здесь: чтобы любоваться старыми постройками? — слегка раздраженно поинтересовался я. — Не торопи события, перегрин. Лучше приглядись к западной части города. Не замечаешь ничего интересного? Мне было стоило послать ее вместе со всеми мраковыми догадками, — но хватило ума вовремя остановиться, как только взгляд коснулся острых церковных шпилей. Они были буквально утыканы среди низкорослых домов мастерового квартала. Я насчитал не меньше двадцати часовых башен. Удивительно, почему не заметил их сразу? И тут догадка ошпарила меня не хуже кипятка. Толстые стены, закрытые лечебницы — вот где скрывались столпы веры. — Ну, что скажешь? — Агата с интересом посмотрела в мою сторону. Я пожал плечами: — Новый церковный анклав? Святая земля, и все такое? — Ты не так далек от истины. — Историк немного помолчала и наконец сообщила то, что я давно хотел услышать. — Почувствуй ветер перемен, перегрин. Именно здесь он берет свое начало. Сезон штиля подошел-таки к концу. — И что же нас ждет впереди? — Ничего хорошего, Пыльный странник. — Агата впервые назвала меня уничижительным прозвищем, которое уже долгие годы использовали жители подданств. — Старые боги, что спускались с далеких звезд и несли людям знания превратились в каменные статуи. Пришло время новых диктаторов. Кажется я заранее знал ответ, и все равно спросил. Историк не произнесла ни слова — а просто указала на затерявшийся среди холмов тракт по которому в сторону торгового города тянулись обозы с мрачными гербами. Инквизиторские кибитки располагались в арьергарде и постоянно подгоняли нерасторопных возничих. Мне почему-то сразу вспомнился последний разговор с Его высокопреосвященством. Тогда я ломал голову — зачем он поведал о своей юношеской уловке в борьбе со злом? А теперь будто все сошлось встало на свои места. Старые боги… Мертвые боги… Поработить дикий мир, заставить его плясать под нашу дудку, но увы, наш отчаянный план с треском провалился. Мы сделали ставку на церковную власть, помогали ей бороться со проявлением зла, ожидая что наш новый союзник поможет нам подготовить эту планету для скорого переселения. Какая непростительная ошибка… Старые боги! Мы всегда оставались для них чужаками. Никакого союзничества. Синод просто искал способ вышвырнуть нас из своей вотчины. И похоже — это время настало. Новый боги! Простая арифметика власти: одни всегда приходят на смену другим. И тех кто был первый ждет забвенье, а вторых — почитание. — Стало быть, магия, — сделал я простой вывод. — Она, — кивнула историк. — Третья сила, неподдающаяся логическому объяснению. — Получается зло под маской благодетели. — Что-то вроде этого, перегрин, — согласилась она. — Все повторяется. Спираль развития делает очередной виток. Именно таким был наш старый мир. Стандартный сценарий. Иные инструменты, но суть та же. Вымышленный враг, несокрушимое противостояние, десятки миллионов жертв, а затем всеобщее прощение, и опустошения. И мы в панике покидаем планету в поисках лучшей жизни, которую и разрушим снова. — А магия? — упрямо повторил я. Агата только нахмурилась и укоризненно покачала головой. — Обычное оружие: такое же как меч или стрела. Гораздо важнее не форма, а то в чьих руках оно аккумулируется. В нашем случае — это синод. И поверь, они не собираются угрожать Сфере. У них задача куда глобальнее. Я задумчиво уставился на затерянный в песках город. — Чучело волка. — Прости, что? — не поняла историк. — Ничего, просто кое что вспомнил, — отмахнулся я. Она понимающе кивнула. Отошла в сторону и заложив руки за спину, словно вновь попала в лекторий, продолжила говорить: — Это началось лет двадцать назад. Мэтр Фриксби-Вислоух, уверена ты помнишь о таком, предоставил мне свои наблюдения и размышления на эту тему. Он тогда состоял на службе в синоде и занимался переписью первых книжных хроник. Ученый — пытливый ум, ему удалось услышать то что предназначалось отнюдь не для его ушей. И сделать выводы на основании весьма скудных данных. — Неразумный Заговор, — сорвалось у меня с языка. — Именно. — Правда у Агаты он не вызвал столь радужных эмоций как у меня. — Так его окрестил наш бесполезный во всех смыслах приорат. Тогда мои опасения приняли на смех, а доклад заблокировали, отправив в архив без права восстановления. — Прости, но он и правда был ужасен, — признался я. Агата стала еще мрачнее. — Возможно, но крупица истины в ней все-таки присутствовала. В какой-то момент синоду стал не выгоден наш союз. Знания, которые перегрины даровали этой планете в глазах церкви были сродни распространению ужасной болезни. Чумы нового времени! — Что ты такое говоришь? — А что тебя удивляет? — развела руками историк. — Власть церкви — это прежде всего вера. Самая непостоянная величина в любом уравнении, не находишь? Тем более когда ей противопоставить чудеса механики. — Но ведь вера никуда не делась, — не согласился я с подобным суждением. — Это конечно, но она сильно изменилась. Ослабла так сказать, — тяжело вздохнула историк. — У людей появились иные идеалы. Ты наверняка помнишь, как повсеместно стали возникать гильдии механиков и прочие сборища изобретателей. На нашей планете это время можно сравнить с Эпохой возрождения. Поэтому синоду ничего не оставалось как постараться отвлечь людей от нового идола — науки. — Мраковоотродье! — вырвалось у меня. — Совершенно верно. Общий враг не только сплачивает, но и заставляет забыть о делах, что тяготили умы людей в мирные времена. Ты никогда не задумался: почему Сезон охоты был объявлен стихийно во всех подданствах, практически одновременно, в пятницу тринадцатого. В один день и в один час. — Любая научная теория оставляет крохотную лазейку для невероятного объяснения, — попытался отшутится я. Это вышло как всегда неуместно. — И я тебе с удовольствием об этом поведаю. Инквизиция рассудила очень трезво. Ересь, в любых ее проявлениях, необходимо выжигать коленным железом. Вспомни, кого первым коснулись жестокие репрессии? Рабочих цехов и научных диспутионов которые создали вы — перегрины. Именно там обнаружились первые признаки одержимости. Очень странно, не правда ли? А позже, когда волна захлестнула все подданства было уже трудно разобрать по чьему именно доносу невинные очутились в застенках ордена очищения. Хотя если быть до конца откровенной, всех чудищ — если они и существовали, уничтожили в первый месяц охоты. А остальное десятилетие Сезона они просто гонялись за неугодными представителями новой веры. Вам дали наживку и вы с удовольствием ее заглотили. Согласись, очень удобно. Пока враг занят бесполезным делом, псевдо союзник укрепляет свою власть и создает свою собственную армию. Для дальнейшего свержения чужаков что так бессовестно вторглись в их мир! Объяснение выглядело логично и одновременно пугающе. Получалось — нас долгие годы просто водили за нос. Предлагали стакан воды в которой уже был помешан яд, а мы, без оглядки, принимали губительное подношение. Старые боги! Глупые боги! — А как насчет той твари, что я пытался… — Ты о Барлу? Да, в этом наше вина, он действительно вышел из-под контроля, — без сожаления, а напротив, с восхищением призналась Агата. — Знаешь, в такие минуты мне безумно хочется направить весь потенциал Гардиуша в нужное русло. Но увы и ах, кардиналом движут совсем иные помыслы. И созидает он исключительно с одной целью — чтобы вскоре снести с лица земли любое упоминание о тех, кто спустился к ним с далеких звезд. — Бутафория, очень хитрая задумка кардинал, — едва слышно прошептал я. Агата услышала, но не стала уточнять. — Теперь у зла появился явный лидер, — констатировала она. — И если не предпринять никаких действий, то вскоре это чудище спустят с поводка. — И что ты предлагаешь? Она задумчиво подошла к обрыву. Сложила руки на груди и кивком указала на город. — Там — сосредоточение зла, перегрин. Они все — зараза, которую нельзя излечить, а необходимо выжечь. Огнем! Только огнем! Я знал Агату добрую сотню лет, — и это вовсе не фигуральное выражение. Она была одной из немногих кто еще помнил нашу родную планету. Но раньше я никогда не замечал за ней столь явного проявления агрессии. Но средневековый мир меняет слишком многое в человеке. — А что же кардинал? — уточнил я. — Сначала необходимо ослабить армию, потом уничтожить главнокомандующего. Но меня интересовал совсем другое. И я не стал ходить вокруг да около. — Если я тебе помогу, когда ты сможешь ответить мне взаимностью? — Не терпится получить немного конкретики? — Впрочем, как мне показалось, Агата несколько не удивилась моему нетерпению. — Можешь не раскрывать своих секретов. Просто скажи: она жива? Мы оба знали о ком идет речь. Агата смерила меня оценивающим взглядом. Было видно — ее мучают сомнения. — Ты сильно изменился, перегрин. Раньше в тебе не было столько слабости. — Разве это плохо? — мягко улыбнулся я. — Если бы это не касалось тех обстоятельств, что заставили тебя идти на крайние меры, я бы не стала продолжать наш разговор. Но твоя ситуация, скажу откровенно, может сыграть мне на руку. Только ответь для начала на один вопрос, — она сделала паузу. — Как ты поступишь, если Нера уже… Я не дал Агате договорить: выставив ладонь в знак предупреждения, резко оборвал ее. — При любом исходе я пойду до конца. Хочу раз и навсегда расплатиться по счетам. — Ну вот и славно, — кивнула Агата. — Сейчас вернемся в город, избавимся от твоей сподручной и займемся приготовлениями. Мой неуверенный голос остановил ее, когда историк собиралась запрыгнуть в седло. — Погоди, мы так не договаривались! Она обернулась и уставилась на меня, словно не могла поверить своим ушам: — Ты в самом деле изменился, перегрин. И я никак не могу решить: каким ты мне нравишься больше? Принципиальным и решительным, как был раньше, или податливым, но непримиримым как сейчас. — Какая разница, — пожал я плечами. — Выбор все одно падет на меня. — И то верно, — улыбнулась она, и в мгновение ока оказалась в седле.