Сезон крови

– Нет, только симптом. Гниющая рана, нарыв на их теле, зараза, что пожирает их изнутри и смеется над попытками не обращать на нее внимания. Они не пытаются меня остановить, только притворяются, что я не существую. Нерон играл на скрипке, Алан. – Он вздохнул, провел окровавленной ладонью по такому же окровавленному черепу. – А Рим горит. – Он огляделся, как будто на секунду забыл, где находится. – Я освободил этих женщин от их лицемерия и бессмысленной жизни. Я дал им цель. Никому нет дела до каких-то нищих мамаш-одиночек и их ублюдочных детей. Никому нет дела, живы они или мертвы, страдают они или истекают кровью. Мир их не хватится. Миру ни до кого и ни до чего нет дела. Но я сделал их бессмертными. Я придал смысл их бессмысленному существованию. Они стали чем-то в смерти, как ты не понимаешь? У них появилась цель. И теперь они принадлежат мне, как и вы все. В моей тьме они принадлежат мне. Я их Бог. Я их спаситель.

Существа в углу придвинулись ближе, оказавшись в круге света; у них были черные акульи глаза, точно как в моем сне.

Я повернулся так, чтобы видеть и их, и Бернарда. Кровавая мерзость у стены снова выпрямилась. Грудная клетка двигалась под осклизлой кожей. Невидимые создания ползали внутри его плоти, как потревоженные насекомые. Тварь встретилась со мной взглядом и снова ухмыльнулась, слизывая кровь с десен.

В этом существе больше нельзя было отыскать никакого сходства с Бернардом. Пропал мальчишка, вместе с которым я рос, играл в баскетбол, катался на велосипеде, смеялся и так многое пережил. Пропал юноша, вместе с которым мы, став подростками, пережили потерю друга и закончили школу. Пропал мужчина, который сидел на моей свадьбе, который был моим другом всю жизнь. Но даже посреди всего этого безумия я не мог не вспомнить Бернарда – маленького мальчика, потому что, наверное, только в те времена он и в самом деле был тем, кем я его считал. И из-за него мое сердце обливалось кровью, потому что невинный ребенок из маленького городка, каким когда-то был Бернард, давно погиб. Но простой смерти, по всей видимости, было недостаточно. Он был полностью уничтожен.

Бернард кивнул. Он снова услышал мои мысли.

– Мы оба знаем, что маленькие тихие городки – не то, чем они кажутся, – сказал он. – Маленькие тихие городки прячут маленькие тихие тайны… маленькие тихие крики. Прислушайся к крикам, к шепоту у себя в голове. Подчинись им. Все эти голоса мои, понимаешь? В этом мире и в том, который придет после.

– Никакой ты не пророк, не темный спаситель, – сказал я, практически плюясь в него словами. – Никакой ты не колдун. Все это ложь. Тупое вранье, чтобы напугать и запутать. Ты сам – ложь.

– Не я, Алан. Ты. Ты настоящий только потому, что таким тебя сделал я. Я создал вас, всех вас. Мои обряды создали вас и сделали меня богом.

Мир не всегда таков, каким ты его видишь.

– Ты просто жалкий человечек, – сказал я. – Переполненный яростью неудачник с манией величия. Глубоко больной человек, и ничего больше.

Он улыбнулся тем, кто поджидал его в тени, потом мне.

– А мне и не нужно быть кем-то еще. Ничто не может сравниться с нашей тягой к злу, к бездумной жестокости и разрушению. Зло никогда нас не покидает, Алан. Мы можем притворяться, но оно никогда нас не покидает. Эти темные уголки наших душ никуда не деваются. Никогда.

Настоящая жизнь скрыта под поверхностью. И она совершенно иная. Она состоит из теней.

Не обращая внимания на звон в ушах, я указал на остальных.

– Я знаю, зачем они здесь. Как и во сне, они здесь ради тебя.

– Они пришли не для того, чтобы забрать меня в Ад, Алан. – Он сморгнул капли крови с ресниц. – Они хотят забрать тебя.

Кровь в моих жилах застыла.

– Нет.

– Давай пойдем вместе, Алан, – сказал он. – Омойся вместе со мной в их крови, почувствуй, как она захлестывает тебя, высвобождаясь из их медленно умирающих тел. Позволь ей течь по их гребаным грязным улицам. Алан, давай вместе пустим им кровь. Мы боги.

Я крепко обхватил рукоять ножа, который держал у бедра лезвием вниз.

– Бернард, то, что случилось с тобой в детстве, ужасно. То, что твоя мать сделала с тобой – со всеми нами… Мне жаль того маленького мальчика. Но я не жалею того, кем стал тот мальчик. Это жалкое человеческое существо не вызывает у меня ни малейшего сочувствия. Ты остался тем же, кем и был – тем, в кого ты позволил себе превратиться. Пустышкой. Беспомощным неудачником. И ты должен умереть.

Бернард рассмеялся, и его громовой хохот эхом разнесся по пустому пространству. Его губы снова залила кровь.

– Идиот, то, что случилось со мной в детстве, позволило тебе существовать! Мои обряды позволили тебе остаться, сделали тебя настоящим. Тебе следовало внимательнее слушать, что говорила тебе эта блядь. Я уже мертв и похоронен. Это не я тебе снюсь. Не меня ты видишь. А себя. Вы видите самих себя, части меня, которые живут в вас, во всех вас.

Темноту прорезали крики, вопли невероятного ужаса. Кричал Рик.