Сезон крови

Рик уставился на меня с таким видом, как будто вот-вот действительно взорвется, если кого-нибудь не ударит, и на мгновение мне показалось, что этим кем-то могу стать я, но тут он развернулся на месте, ринулся к джипу и пнул его.

* * *

Путь до офиса Дональда прошел в неуютном молчании. Торопливо и формально распрощавшись, мы с Риком поехали к моему дому. Он припарковался возле железной дороги, и довольно долго мы сидели молча.

– Не стоило мне вот так заводиться, – наконец сказал он. – Просто иногда… накапливается всякая херня, понимаешь, и…

– Это неважно, – сказал я. – Не забивай себе голову.

– Может, мы все немного спятили.

– Может быть.

В его взгляде читался гнев, вызов страху.

– Что за херня происходит?

– Не знаю. Но мне кажется, ты был прав, когда сказал, что это недобрый знак. И мы не знаем и половины.

– Как думаешь, мы когда-нибудь узнаем все до конца?

– Да, – сказал я. – Хотим мы того или нет.

Глава 9

Я моргнул и переместился из одной тьмы в другую. Перед моими глазами начали вырисовываться едва различимые очертания спальни. Занавески были опущены, но внутрь просачивалось достаточно лунных лучей, чтобы осветить противоположную стену. Я не знал точно, как долго спал, но у меня возникло ощущение, что уже поздно. Я принял еще одну из этих треклятых таблеток и спал без сновидений, но даже теперь, полностью пробудившись, знал, что действие успокоительного будет ощущаться еще долго. Во сне я скинул одеяло, и теперь оно лежало у меня в ногах. Кровать на стороне Тони была аккуратно застелена, одеяло по-прежнему подоткнуто с одного края. В темноте за кроватью виднелась слегка приоткрытая дверь спальни, в щель между ее краем и дверной коробкой просачивался слабый свет. Я потер глаза, все еще тяжелые веки и длинно зевнул.

Где-то на улице взвыла сирена и тут же затихла. Вместо нее до меня издалека донесся голос Тони. Я замер и прислушался. Она разговаривала по телефону на кухне, почти шептала, и время от времени пол поскрипывал, когда она ходила с места на место. Я не мог разобрать слов, но тон ее голоса был мрачным.

Я посмотрел на свои ноги на краю постели. В темноте они казались такими бледными, такими белыми и бескровными, как будто были вырезаны из слоновой кости.

Однажды я буду лежать голый, вытянувшись во весь рост, как сейчас, но не на постели, а на холодном металлическом столе. Кто-то мне незнакомый, кого я, наверное, никогда не встречал, нависнет надо мной, будет подготавливать мое тело, осквернять его, сливая кровь и заменяя ее чем-то иным, чужеродным и противоестественным, чтобы превратить меня во что-то не совсем человеческое. Мысль о том, что однажды кто-то преобразит и обработает мое тело, защитит его от разложения только для того, чтобы спрятать под землей, – уже не живой организм, а скорее некий скрытый декоративный объект, пародию на то, чем он был прежде, – была одновременно ужасающей и завораживающей. Что я буду ощущать? Буду ли я вообще что-то чувствовать, будет ли мне дело до того, что со мной происходит?

Возникают ли подобные мысли у других людей, когда они смотрят на свое тело?

Я перевел взгляд на тумбочку у кровати, на выключенную лампу, электронные часы, Библию в кожаном переплете, спускавшиеся с нее бусины розария и задумался, когда был изготовлен каждый из предметов. И осознал, что это не важно, так как и лампа, и книга, и все остальные вещи, вероятно, будут так или иначе существовать еще долго после моей смерти, если только кто-нибудь не уничтожит их нарочно.

В уме промелькнули события последних нескольких дней. Когда мельтешение образов замедлилось, мои воспоминания сосредоточились на Рике, на том, как он расхаживал, угрожая несчастному продавцу хот-догов, словно какой-нибудь свихнувшийся от тестостерона подросток. Мы с Риком очень не походили друг на друга, и хотя я считал некоторые черты его характера отталкивающими, были у него и качества, которым я завидовал. Мне не хватало терпения на то, чтобы ходить в спортзал пять раз в неделю или бегать по три мили в день; я не разделял его увлечения собственной физической красотой и навязчивого стремления вечно оставаться молодым. Я никогда не мечтал о бессмертии. Но для Рика жизнь и возраст были еще одной спортивной игрой, вроде тех, что он уже освоил. Для него они были противниками, а Рик играл, чтобы выигрывать.