– Пусть так.
Она покачала головой, отчего плоть на ее шее всколыхнулась, и снова протянула руку к картам.
– Обычно, когда я это делаю, все яснее, но теперь… Ничего толком не складывается. Я… – Она отсчитала несколько карт из колоды, затем выбрала одну. Осторожно, как будто боялась, что стол сломается под ее весом, Мамка выложила карту рядом с той, что уже лежала в центре. – Здесь что-то есть, я… Господь всемогущий, я никогда прежде такого не видела. Ничего подобного, ничего… – Впервые на ее лице отобразились в большей мере страх и беспокойство, нежели замешательство. – Я за свою жизнь навидалась немало отрицательных энергий и темных духов, но такого… ничего… такого я раньше не встречала. Такого сильного… Это не просто темнота, но что-то…
– Что-что?
–
– Что это значит?
– Смерть, – громким шепотом ответила она. – Это святотатство,
– Я не…
– Так много смертей. – Мамку снова передернуло, на ее одутловатом лице одна за другой сменялись гримасы испуга. – Господи, милостивый Боже, это…
Я почувствовал, как ко мне возвращается прежний гнев. Хватит с меня дыма и теней. То, что начиналось как знакомый, повторенный тысячу раз трюк, превратилось во что-то большее, настоящее – чего она явно не ожидала.
– Оно как поток, такой… сильный, но… Я никогда не видела ничего подобного. Он
Дональд бросил сигарету на пол и наступил на нее.
– Все это ерунда, – сказал он без особой уверенности. – Полнейший…
Полное тело Мамки начало трястись, губы зашевелились, как будто она беззвучно молилась. Казалось, что она смотрит сквозь карты как через портал в глубины ужаса, открывшиеся только перед ней.
– Нет, вам… вам надо уйти.
– Что ты видишь? – спросил я.
Она быстро заморгала.
– Вы не понимаете, вам… вам надо уйти.
Я встал, наклонился над столом.
–
– Убирайтесь, – прорычала она, приходя понемногу в себя. – Убирайтесь, я…
– Что! – Я ударил по столу ладонями. – Скажи мне, черт побери!
Тело Мамки продолжало содрогаться. Она подняла руки, как будто пыталась отгородиться от меня.
– Я туда не хожу, я туда не хожу, Господи Иисусе, я туда не хожу, я…
– Местные начинают нервничать, – сказал Рик, указывая в сторону бара. – Надо убираться.
Кто-то схватил меня за плечо. Я сообразил, что это Дональд, высвободился и шагнул к Мамке.
– Куда ты не ходишь, Мамка? Куда ты не ходишь?
На глазах у нее выступили слезы, она протянула ко мне руки, и я увидел, что кончики ее пальцев как будто ободраны, а вокруг ногтей и кутикул выступила кровь. Как будто она много часов скребла цемент.
И я вспомнил сон, в котором руки Бернарда выглядели почти так же.
– О боже, – негромко сказал Дональд.
У меня по спине пробежал холодок.
– Куда, Мамка? – настаивал я. – Куда ты не ходишь?
Она начала давиться.
– Так… так много крови… целые
– Уходим! – внезапно объявил Рик. Он стоял в проеме, частично загораживая от меня бар, но даже сквозь дымку, я заметил движение в полумраке. По громкому голосу Мамки они догадались, что происходит что-то неладное, и теперь приближались.
–
Она тихонько заскулила.
– В темноту. – Она взглянула на свои окровавленные пальцы и начала плакать; теперь казалось, что она не совсем в себе, как будто не вполне осознавала окружающее. – В темноту под землей. Из этой темноты нельзя возвратиться. Ты не знаешь, не представляешь, что там, внизу… оно не такое, как мы. Оно хочет вас, хочет заманить вас к себе под землю. – Ее губы двигались медленно и как будто немного вразнобой со звучавшим голосом. – Оно к вам пристрастилось. Оно поджидает вас в темноте под землей. Из этой темноты нельзя возвратиться. Никогда.
– Почему, Мамка? Скажи мне, почему.
– Потому что нужно умереть, чтобы там оказаться.
Я не успел ничего сообразить, а Рик и Дональд уже тянули меня к двери.
– Нужно умереть, – раздавался позади нас голос Мамки. – Нужно умереть, чтобы там оказаться.
Тули и его высокий приятель пробежали мимо нас в заднюю комнату, ненадолго задержавшись, как будто не знали, следует ли им остановить нас или сначала помочь владелице бара. Они выбрали второе, и мы продолжили путь: Рик впереди, я замыкающим, Дональд между нами.