Сезон любви на Дельфиньем озере

Прожив на биостанции чуть больше недели, мы с девочками были уже далеко не те бледные, чуть ли не изможденные повседневными заботами создания, которые встретились в аэропорту. Нет, мы загорели, окрепли, были полны сил, и в глазах у всех нас троих появился подозрительный блеск. Как только я пришла в себя, я стала вести такой же образ жизни, как и мои подруги, то есть, не забывая о работе, находила время и для развлечений. Мы постоянно, по московским меркам, недосыпали — у нас на сон оставалось от силы часа три-четыре, но тем не менее чувствовали себя прекрасно. И выглядели мы при этом отнюдь не как сонные мухи.

Я вообще загораю очень хорошо — несмотря на относительно светлые волосы, у меня смуглая кожа, это, наверное, наследство моей бабушки-еврейки, и так как я весь свой рабочий день проводила на море, то вообще вскоре превратилась в шоколадку. Рассматривая себя в осколок зеркала, который я нашла в кладовой у Ванды, я осталась довольна: загар мне идет, кожа от солнца и соленой воды, как ни странно, становится гладкой без всяких кремов и лосьонов; волосы, слипающиеся от соли, выглядят тем не менее более пышными и высоко поднимаются надо лбом. У меня правильные черты лица, правда, нос чуть вздернутый, но мне самой моя физиономия кажется какой-то обезличенной, чуть ли не лишенной индивидуальности: как-то раз по телевизору показывали видеозапись заплыва, в котором я участвовала, и я с ужасом увидела, что в резиновой шапочке и закрытом стандартном купальнике меня невозможно отличить от других спортсменок. Загар же придает мне индивидуальность: бронзовый цвет кожи подчеркивает высоту скул и вообще делает более четкими контуры лица, а глаза из просто карих превращаются в искрящиеся золотисто-каштановые.

Впрочем, может быть, я себе льщу и ни Ашуко, ни загар не сделали меня более привлекательной? Иначе почему у меня так мало поклонников, а все мало-мальски подходящие ухажеры роятся вокруг Ники и Вики?

При этом я вовсе не завидовала подругам, а, наоборот, радовалась за них. Мой характер, конечно, далек от идеала, меня многие не любят, причем мужчины относятся ко мне намного лучше, чем женщины, и соответственно я к ним. Из бассейна Олимпийской деревни я была вынуждена уйти не в последнюю очередь из-за того, что «бабушка» (так мы называли старшего тренера, многократную олимпийскую чемпионку) меня возненавидела — слишком много внимания обращали на меня коллеги-мужчины. А могла ли она относиться ко мне иначе, с ее-то внешностью, характером и амбициями? В спорте гораздо легче стать чемпионкой, чем доказать, что ты этого достойна в обычной жизни.

Но, когда я приезжаю в Ашуко, все чудесным образом меняется. Не говоря уже о том, что у меня нет, никогда не было и, надеюсь, не будет разногласий с подругами, что я обожаю свою тетушку, я и с другими женщинами на биостанции нахожу общий язык. Я в прекрасных отношениях с Инной Вертоградовой; с Галиной Ромашовой я, как говорится, тоже никогда не ссорилась — возможно, мы бы сошлись и поближе, но у нас слишком мало точек соприкосновения. Только с Эмилией, женой начальника экспедиции Максима, я не нашла контакта, но тут моей вины нет: Эмилия не любит всех молодых и хотя бы капельку интересных женщин и старается держать их подальше от своего мужа.

К тому же генеральша — это всегда больше, чем сам генерал, и если Максима его должность тяготила, то Эмилии очень нравилось быть начальницей. Впрочем, не могу ее осуждать — может, на ее месте я вела бы себя точно так же.

Нет, я никак не могла завидовать Вике и Нике.

Но почему же мне достался самый неудачный кавалер из всех — Саша-толстый, презабавный малый, над которым нередко потешался весь лагерь? Почему, если кто-то из «взрослых» и обращает на меня внимание, то это не кто иной, как Панков, мужчина уже в летах, с брюшком и поседевшей бородой, которого никто не воспринимает всерьез? Кто же такая я сама, если у меня такие поклонники?

Впрочем, о чем это я думаю? Разве у меня нет доктора А-Кима? И тут же эта мысль меня поразила: я до сих ни разу не вспомнила о нем. С доктором Арсением Кимом, которого прозвали А-Кимом по какой-то дурацкой ассоциации с героем одного рассказа Джека Лондона, я три года вместе работаю, и столько же лет он — мой любовник.

А-Ким — наполовину кореец, и от своего отца кроме монголоидных черт лица и раскосых глаз он унаследовал и древние познания своего народа. Ну, может быть, не все, но хотя бы частичку. Он рефлексотерапевт, то есть занимается иглоукалыванием, и целитель, что называется, от Бога.