Сезон любви на Дельфиньем озере

К любимцам поварих принадлежал и профессор Лапин, который ел пусть и не слишком много, но зато поглощал пищу так аппетитно, что даже смотреть на него было вкусно, и к тому же он умел красиво благодарить тружениц плиты и поварешки.

Впрочем, почти все научные сотрудники вели себя по отношению к ним благородно: молчали, если щи казались им прокисшими (и такое бывало, когда отключали свет и соответственно холодильники), зато просили добавки удавшегося блюда, и девочки расцветали.

К плохим едокам, с точки зрения поварих, относились в основном женщины: они ели мало — все как одна берегли фигуру и часто фыркали, вполголоса рассуждая о том, что они это блюдо приготовили бы лучше. Впрочем, такие мысли вслух высказывала в основном Елена Аркадьевна, пытавшаяся сидеть на диете, но тем не менее всегда съедавшая полную порцию. Впрочем, женщин за столом было мало: те, кто работал на биостанции семьями, чаще всего готовили сами, изредка показываясь за общим столом по каким-то официальным поводам, например, по случаю чьего-либо дня рождения. Кроме поварих, нашей выдающейся хозлаборантки, Ванды и меня при кухне постоянно питались еще две особы женского пола: Ляля и Люба. Ляля, худенькая, изящная блондинка лет двадцати пяти, с вьющимися волосами и мелкими маловыразительными чертами лица, работала лаборанткой; почти все свое время она проводила в КПЗ, где постоянно красила какие-то срезы и возилась с предметными стеклами. К столу она выходила только что-нибудь поклевать.

В отличие от неутомимой пчелки Ляли Люба, дочь генерала, девушка очень большая, некрасивая и неуклюжая, находилась в дельфинарии по большому блату. Но так как Тахир категорически запретил пребывание на территории биостанции нетрудовых элементов, то бишь тунеядцев, то Максим решил подыскать ей хоть какую-нибудь работу. Сначала ее определили на кухню, но там она показала свою абсолютную профнепригодность, и тогда ей поручили красить заборы. Она слонялась вдоль ограды с ведерком зеленой краски и кистью в руках и при первой же возможности бросала их и бежала на пляж, где валялась на камнях в своем модном невообразимого цвета купальнике с глубокими разрезами на бедрах, из которых безобразно выпирали рыхлые не по годам — ей было восемнадцать — телеса. Периодически из ворот биостанции выскакивал Максим и, грозно хмурясь, призывал ее к выполнению трудовой повинности; тогда она тяжко вздыхала, нехотя поднималась на ноги и, сгорбясь, брела к брошенным орудиям производства. Поистине ей не хватало для выполнения этой задачи того энтузиазма, с которым взялся красить забор Том Сойер!

Люди на базе все время менялись, у кого-то кончался срок командировки, и он уезжал в Москву, кто-то, наоборот, приезжал, кто-то уходил на катере на отлов животных, кто-то прилетал чуть ли не прямо из Перу, где титаническими усилиями Рахманова была налажена работа с речными дельфинами — иниями.

И среди всего этого народа случайных людей почти не было. Все мы: научные сотрудники, тренеры, просто сезонные рабочие — любили животных, море и полевой образ жизни. Кроме Любы к категории чужаков в этот год можно было отнести разве что Алексея, приехавшего в качестве сезонного рабочего. Мы так и не смогли понять, какими ветрами занесло к нам в Ашуко, в наше близкое — иногда чересчур близкое — к природе существование рафинированного московского вьюношу, сына дипломата и студента Института международных отношений. Он явно чувствовал себя в дельфинарии не в своей тарелке. Высокий, черноволосый, с холеным полным лицом, он вел себя как избалованный звездный мальчик, которым восхищаются все окружающие. Увы, на базе им никто не восхищался, и он как-то быстро скис.

На его красивой физиономии было постоянно написано выражение самодовольства, и он всегда мечтал произвести впечатление, особенно на женщин. Сначала он хотел было подкатиться к Нике, что было совершенно естественно, так как она была на биостанции, безусловно, самой красивой. Ника, избалованная вниманием стоящих мужиков, не то чтобы отбрила его — просто проигнорировала. Потом он пристал к Вике.

Мы с Викой плавали к каракатице и, вернувшись обратно, только- только собирались выбраться из воды, как вдруг прямо перед нами на пляже возник Алексей, которому уже успели дать прозвище Нарцисс, и безо всяких предисловий, будто не замечая меня, к ней обратился:

— Мне сказали, что вы занимаетесь психотерапией. Расскажите мне о технике внушения. Мне как воздух нужна эта информация — на моем будущем поприще владеть техникой внушения просто необходимо.

Мы как раз собирались подняться на ноги и выйти на прибрежную гальку, но так и остались в лежачем положении. Я тихо смеялась про себя, а Вика мягким, но решительным тоном (по-моему, с элементами внушения) ответила: