Сезон любви на Дельфиньем озере

После того, как во время завтрака она села Максиму на голову и, наклонившись, отхватила здоровенный кус от сваренного вкрутую яйца, которое он как раз подносил ко рту (надо было видеть лицо Максима в эту минуту!), мы старались запихнуть ее в клетку хотя бы на то время, пока люди собирались за столом, но это не всегда удавалось. Разбойничала она, как хотела, — что с нее взять, сорока есть сорока. Как-то раз я ее застигла на месте преступления — она как раз нацеливалась на сверкающую всеми цветами радуги зеленушку, которая безмятежно порхала в большом открытом аквариуме возле домика ихтиологов. По счастью, я вовремя успела пресечь ее преступные замыслы. Кстати, в другой раз я застала на этом самом месте здоровенного рыжего котяру, который уже облизывался, предвкушая вкус деликатеса, редко попадавшего в его меню. После этого Феликс накрыл аквариум стеклом.

Да, против такого воришки, как Сорока, я ничего не имела. Интересно только, где она прячет свои сокровища? Не в клетке, это точно — мы не раз ее уже осматривали. Говорят, что все врановые не могут устоять перед блестящими предметами. Но некоторые из них воруют более осмысленно. Так, у Вертоградовых долгое время жил ворон по имени Карлуша — вернее, ворона мужеска пола, который отличался «необыкновенным умом и сообразительностью», как булычевская птица-говорун, хотя словарный запас его был более ограничен.

Этот Карлуша повадился летать на рыбозавод в Ашуко, в коптильный цех, и таскать оттуда копченую рыбу, которую приносил хозяевам — сам он ее не ел. Несколько раз к Вертоградовым приходили посланцы с завода и просили их унять ворона, грозя при этом, что если еще раз поймают его на воровстве — свернут шею. Но Карлуша был хитер и изворотлив и продолжал свою карьеру безо всяких помех. К тому же он вместе с хозяйкой разучил несколько трюков, которые доводили зрителей до состояния истерического смеха. Так, один раз они с Инной сорвали лекцию, которую Панков читал собравшимся у бассейна с дельфинами любознательным туристам; они все как один отвернулись от ученого и, раскрыв рот, следили за тем, как Инна со свистом раскручивала у себя над головой проволоку, на другом конце которой висел вцепившийся в нее клювом Карлуша.

И сами животные, и даже мысли о них всегда приводят меня в хорошее настроение. Может, именно поэтому я так люблю дельфинарий. Славикову Сороку я простила от всей души. Я шила и смеялась, и именно в таком виде и застал меня не совсем пришедший в себя после вчерашнего Алекс.

11. НА БЕРЕГУ ПОД ЛАСТОЧКИНЫМ ОБРЫВОМ

Жизнь после праздника снова вошла в привычную колею. Все работали, кроме Любы, которая упорно пыталась от работы отлынивать — с таким пылом, что если бы она эту энергию вложила в работу, то забор вокруг биостанции был бы покрыт краской в три слоя. Как-то раз, когда Вика пришла меня навестить на моем рабочем месте — пляже перед биостанцией, — мы с ней услыхали, как Вадик с чистой душой посоветовал ей применить метод Тома Сойера.

— А как это? — спросила наивная дева.

Тут уж растерялся Вадик — он не ожидал, что кто-то может не знать азбучной классики, — но, заметив, что я и особенно Вика внимательно прислушиваемся к их разговору, быстро нашелся:

— А вот как это делают наши поварихи.

Все режут и чистят с таким видом, как будто это им доставляет величайшее наслаждение… И тебе тоже хочется причаститься святых тайн, ты выпрашиваешь у них ножик, они тебе его в конце концов дают — с видимой неохотой, и наконец ты начинаешь чистить картошку. И тут выясняется, что тебя просто поймали на крючок — никакого особого удовольствия это тебе не доставляет, но теперь уже ты вынужден поддерживать марку. И ты делаешь вид, что самое прекрасное занятие на свете — это чистить картошку…

Люба, вся в подживающих царапинах, которые не добавили ей очарования, недоверчиво поглядела на нас, а мы, захихикав, пошли в лагерь.

— Тебе не кажется, что Люба в последнее время какая-то странная? Более угрюмая, чем обычно. И больше молчит.

— Да, после праздника. По-моему, она влюбилась в Витюшу, хоть он ее и уронил, — ответила Вика.

Приближался обеденный перерыв, и по дороге на кухню мы с Викой заглянули в наш ангар, чтобы оставить там приборы, которые забрали с пляжа. Когда я открыла дверь, Витя заметно вздрогнул, но успокоился, увидев, что это мы с Викой. На всякий случай он спросил:

— Вы одни?

Мы с Викой заговорили одновременно:

— А ты кого-то ждешь?

— Кажется, ты разочарован?

Витюше действительно нездоровилось; в ангаре было темно и сравнительно прохладно, и он зябко кутался в куртку от спортивного костюма. Он вяло откликнулся:

— Никого я не жду.

И в этот момент, как нарочно, в открытую дверь заглянула Люба:

— Витя, можно к тебе?

На нашего ассистента было страшно смотреть, и я над ним сжалилась:

— К сожалению, Люба, мы сейчас очень заняты. Тебе придется немного подождать. — И я склонилась над сложенными в углу аквалангами. Вика мгновенно мне подыграла и сделала вид, что складывает брезент, валявшийся на полу.