Сезон Маршей

Иногда Престон спрашивал себя, что такого она увидела в нем. Он попытался причесаться иначе, чтобы скрыть проплешину, но сделал только хуже. Однажды она сказала, что ей нравятся лысоватые мужчины, что они выглядят умнее и более зрелыми. Она слишком молода для меня, подумал он, слишком молода и слишком красива. Но отказаться от нее было выше его сил. Престон не мог ничего с собой поделать. Впервые в жизни у него случился такой потрясающий роман, впервые он переживал настоящую страсть. И не мог остановиться.

Шел дождь, и на Гросвенор-сквер уже опустились сумерки. Макдэниелс раскрыл зонт и зашагал по заполненному пешеходами тротуару вдоль Парк-лейн. Он остановился у ресторана и секунду-другую наблюдал за ней через стекло. Высокая, с отличной фигурой, густыми черными волосами, овальным лицом и серыми глазами, она шла между столиками. Под белой блузкой колыхались большие упругие груди. Она была идеальной любовницей, знавшей, казалось, все его сексуальные фантазии. В своем кабинете Престон то и дело поглядывал на часы, предвкушая миг, когда снова увидит ее.

Он вошел в ресторан и сел за столик в баре. Заметив его, она подмигнула и одними губами прошептала: «Сейчас подойду».

Не прошло и минуту, как она принесла ему бокал белого вина. Он погладил ее по руке.

— Ужасно по тебе соскучился, дорогая.

— А я думала, ты уже не придешь. Но извини, не могу долго задерживаться — Рикардо сегодня просто не в себе. Увидит, что мы разговариваем — выгонит.

— Ты же ничего такого не делаешь, просто проявляешь любезность к постоянному клиенту.

Она соблазнительно улыбнулась.

— Ты называешь это простой любезностью?

— Нам нужно увидеться.

— Я заканчиваю в десять.

— Не могу так долго ждать.

— Боюсь, ничего другого не остается.

Она снова улыбнулась и отошла. Потягивая вино, Макдэниелс смотрел, как она ходит от столика в столик, принимает заказы, ставит подносы, разговаривает с клиентами. Мужчины обращали на нее внимание. Он знал — такая женщина слишком хороша, чтобы работать в ресторане. Он знал — рано или поздно она найдет свое место в мире и тогда уйдет от него.

Макдэниелс допил вино, оставил на столе десятифунтовую бумажку и вышел. Уже на улице ему в голову пришло, что десять фунтов слишком много за бокал вина. Еще подумает, что я считаю ее шлюхой. Он уже хотел вернуться и исправить ошибку, но в последний момент решил, что это будет уж совсем глупо. Макдэниелс повернулся и пошел к метро, думая, что если она когда-нибудь бросит ему, он, вполне возможно, не останется ничего другого, как покончить с собой.

Спешить было некуда. Дождь почти перестал, и Макдэниелс шел неспешно, любуясь городом и наслаждаясь воспоминанием о проведенных рядом с Рэчел минутах. Никогда в жизни он не испытывал того, что можно было бы назвать одержимостью, но понимал, что наконец-то познал страсть. Думая только о ней, он стал рассеянным, невнимательным, несобранным, а в разговоре иногда, начав предложение, не мог его закончить. Это сказывалось на работе. Коллеги обращали внимание, задавали вопросы, бросали сочувственные взгляды. По большому счету ему было наплевать. Он прожил без любви всю жизнь и теперь собирался наслаждаться обретенным счастьем до самого конца.

Макдэниелс поужинал в пабе на Бромптон-роуд и, углубившись в газету, даже забыл на несколько минут о Рэчел. Но через какое-то время она опять возникла в мыслях, как полюбившаяся мелодия, которая снова и снова прокручивается в голове, даже если ее долго не слышишь. Он представил ее в постели — с раскрытыми, жаждущими наслаждения губами и закрытыми глазами. Глупые, беспочвенные фантазии уносили его все дальше: свадебная церемония в сельской церкви, коттедж в Котсуолде, дети… Пустые, нелепые мечты, но он не спешил их прогонять. Любовь вцепилась в него мертвой хваткой, но, к сожалению, Рэчел была не из тех, кто мечтает о браке. Она хотела писать и тщательно оберегала свою свободу, как интеллектуальную, так и сексуальную. Престон знал, что стоит завести речь о браке, как она тут же сбежит от него.

Дорога привела его на тихие улочки южного Кенсингтона. Здесь у него была уютная квартира на первом этаже. Войдя, Престон в первую очередь просмотрел почту. Потом принял души и переоделся.

Вторая спальня служила ему кабинетом. Разбирая захваченные с работы бумаги, Макдэниелс посмотрел «Девятичасовые новости». Завтра послу Дугласу Кэннону предстоял напряженный день: встреча с министром иностранных дел, ланч с группой английских бизнесменов, интервью репортеру «Таймс». Закончив с документами, он сложил их в папку, а папку убрал в портфель.

Около половины одиннадцатого зазвонил интерком. Макдэниелс нажал кнопку и шутливо спросил:

— Кто там?

— Я, дорогой. А ты ждешь кого-то еще?

Невинная игра — шутки насчет других любовниц и любовников, притворная ревность. Их отношения развивались на удивление быстро.

— Ты — моя единственная женщина, других не было и не будет.

— Лгунишка.

— Я открываю.