Сезон мошкары

Реймонд тоже, видимо, считал это делом обычным. На следующий день я с ним беседовала, и он искренне недоумевал, из-за чего, собственно, поднят шум. У нас имелось постановление о передаче его под государственную опеку, но Реймонду тогда уже исполнилось пятнадцать. Передавать его в приют на несколько месяцев не имело смысла.

Соседи жаловались на них обоих — и на мать, и на сына. Квартира была грязная, запущенная донельзя, так что трудно было в ней находиться, а с моим стажем работы в социальной защите, поверьте мне, я в достаточной мере утратила брезгливость. Реймонд был склонен к насилию, и не так, как многие мальчишки, не просто неуправляемый драчун, а мальчик, заранее готовящий свои нападения. Когда он ударил лопатой по голове того мальчика, это была месть за какую-то ерундовую обиду, которую тот нанес ему чуть ли не за несколько месяцев до того.

Несколько раз я пыталась поговорить с ним, но достучаться до него было невозможно — никакого отклика. Чувствовалась в нем и особая враждебность к женщинам, что неудивительно, если вспомнить, как мать приводила в дом мужчин на его глазах. Но дело не только в этом. Задерживали его не так уж часто, но не потому, что он не вызывал подозрений. И этот случай в Риджент-Парке. Свинья грязь найдет.

Поговорите с людьми из Отдела малолетних правонарушителей Пятьдесят первого участка. Они вам расскажут. Припереть к стенке его удавалось не часто, но расспросите, кто был подозреваемым в случае с Молли Дэвис — пропавшей девочкой-подростком, его соседкой. Спросите, кого они подозревали… сейчас, минуту, дайте взглянуть записи… в деле Ричарда Ли, двадцатилетнего парня, прогуливавшего собаку однажды вечером в Ален-Гарденс.

Короче говоря, Лиз, с Реймондом Белтраном я общалась не так уж много. По указу об опеке моим заботам он почти не подлежал, а кроме того, дел у меня и без него была пропасть. Единственное, что я смогла для него сделать, — это устроить его в летний лагерь, когда он впервые пожил за городом, что привело его в полнейший восторг. Но, повторяю еще раз, во всех других случаях моего с ним общения он прямо-таки наводил на меня страх. И эти его жуткие глаза. Нет, когда хотел, он мог быть совершенно очаровательным, но это было таким явным притворством, что даже и тогда хотелось бежать от него без оглядки.

Если подытожить сказанное, Лиз, можно заключить, что Реймонд Белтран — это отклонение от нормы и ошибка природы. Если вам случится общаться с ним, постарайтесь не делать этого один на один.

После еще нескольких звонков, факсов и мейлов, почти исчерпав запас своей изобретательности, Делорм отправилась в буфетную и приготовила себе свежий кофе. Кардинала она застала у аппаратов, где он просматривал результаты собственного розыска. Он не сводил глаз с записей — так Наполеон изучал карту боевых действий, но, даже увлеченный работой, он выглядел понурым.

— Я подумала, может, пригодится, — сказала Делорм, передавая ему чашку декофеинизированного напитка.

Кардинал повернулся к ней, и в какую-то долю секунды в глазах его промелькнула горечь, которую он тотчас же сумел упрятать туда, где прятал такого рода неподобающие чувства.

Делорм изложила ему в общих чертах то, что сумела нарыть. Кардинал слушал внимательно, уставясь в чашку и медленно помешивая кофе.

Когда она кончила говорить, он сказал:

— Я тут временной график составлял. В апреле девяносто девятого года торонтские полицейские заявились на квартиру к Белтрану допросить его насчет случая насильственного удержания пятнадцатилетней девушки. Его мать сказала, что он уехал из страны.

— Дай мне догадаться куда, — сказала Делорм. — На Кубу?

— Горячо. В Майами, По-видимому, у матери там были родственники. Так или иначе, он провел там целых три года и, вернувшись в Торонто в августе две тысячи третьего, был обвинен в несанкционированном хранении оружия. Торонтские копы считают, что он «подался на север», то есть мог быть как здесь, так и в любом другом месте. Но я все-таки связался с Майами.

— Что сообщает нам Майами? — Делорм поставила чашку.

— Там у них, как выяснилось, целая цепочка нераскрытых дел — в них фигурируют отрубленные головы и конечности, отсеченные еще при жизни жертвы. А рядом — знаки Пало Майомбе. Держал в страхе все кубинское землячество. И звался убийца «Эль Бруйо», что, как я понимаю, значит «колдун».

— А когда происходили эти убийства?

— Первое в декабре двухтысячного года, последнее — в августе две тысячи третьего.

— После чего он и вернулся в Торонто. Это он, Джон.

— Я это понимаю. Как понимаешь и ты. Теперь все, что нам требуется, — это поймать его.

50

Рыжий Медведь миновал знак орла и въехал в лагерь. «Транс-эма» на стоянке не оказалось: Леон был в городе, разыскивал Терри Тейт. Рыжий Медведь подошел к своему святилищу и несколько секунд прислушивался. Изнутри не доносилось ни звука. Вынув из багажника свертки, он вошел в хижину.