Закрывая глаза, лежа в кровати, мужчина часто не мог избавиться от назойливого образа, преследующего его словно наваждение. Он постоянно видел сына, свернувшегося в клубок, изогнувшего свое тонкое тело так сильно, что позвонки выпирали даже через майку и лежавшего на покрывале внутри шкафа. Иван смотрел на парня, стискивая зубы и его воспаленный и понемногу приходящий в себя после вчерашнего запоя мозг, впервые ощутил прилив любви и необходимости защищать сына. Он опустился на колени и, прикоснувшись рукой к парню, произнес в полголоса:
– Матвей, что с тобой?
Паренек открыл покрасневшие глаза, сверкающие на осунувшемся лице затухающими островками жизни и прохрипел в ответ:
– Папа, мне страшно. Я боюсь.
В этот момент Иван ощутил, как холод сковывает все его нутро, словно температура тела упала на много градусов порождая ледяную пустыню в душе. Слова застряли в горле и страх перед самим собой заставил испытать стыд за все то, что он делал до этого. За все слова и оскорбления, которые он отпускал в сторону сына, и Астапов обрел уверенность в том, что именно он сам, своими собственными действиями и породил этот страх, заставивший Матвея закрыться от всего мира в старом деревянном шкафу.
– Не нужно бояться, я не обижу, – проговорил мужчина, впервые в жизни дрогнущим голосом. Перед его взглядом появился образ Жанны, его супруги и матери Матвея. Женщина смотрела на него взглядом, переполненным осуждения и это, было еще одним наказанием, которое не стереть из памяти.
– Он придет, папа, он придет, – шептал Матвей, прогоняя образы и показывая своему отцу, какова на самом деле реальность. Что этот мир, ужасен не только для него, но и для каждого, кто остается беспомощным в обществе полном безразличных людей. Иван осознал, насколько его сын одинок в своем безумии и насколько он близок к тому, чтобы попасть в клинику, где его сведут с ума окончательно.
Теперь, спустя год их совместного лечения, Иван мог со всей уверенностью сказать, что он наконец-то обрел то отцовство, к которому так стремился всю свою жизнь. Его запои, остались далеко в прошлом, он похоронил их вместе с той ночью, когда успокаивал Матвея, вырывающегося из крепких отцовских рук и кричащего, что кто-то или что-то должно прийти за ним. Эта ночь, была для мужчины хуже, чем все девять кругов ада, когда ему приходилось доказывать всем присутствующим, извергая вчерашний перегар, что Матвей кричит не из-за него. В ту ночь, ему приходилось вырывать сына из рук врачей, жаждущих увезти мальчика в неизвестном направлении и только чудо, смогло остановить это безумие.
Только чудо могла заставить его самого сойти с неправленого пути ради сына, ради самого себя, ради памяти Жанны, которая любила Матвея больше чем кого-либо в своей жизни. И это чудо явилось к нему в лице Валерии Котовой, молодой женщины, которая взяла их семью под свою опеку и сумела всего лишь за полгода, вернуть мальчика обратно отцу.
– Я назвал ее Кряква, – заявил, наконец, Матвей, когда его эмоции поутихли, и в салоне машины вновь воцарилось спокойствие. Книгу парень забросил на заднее сидение и на какое-то время утратил к ней всякий интерес. Упираясь обеими руками в панель, Матвей смотрел на дорогу и его мысли летали в таких далеких далях, что для возвращения паренька на землю, придется для начала его несколько раз окликнуть. Но Иван продолжал улыбаться, поглядывая на счастливое лицо сына, понимая, что нужно-то совсем немного, для того, чтобы мир одного человека стал ярче.
И уже сам не сдерживая эмоций, Иван сказал:
– Сегодня мы ее заберем. Обещаю.
Марат Сорин прибыл в отделение полиции ближе к вечеру. Он припарковал машину возле входа и тяжело дыша, выбрался из салона. Последние полчаса поездки его донимало слабое удушье, словно в салоне машины с открытыми настежь боковыми окнами не хватало кислорода. Захлопнув дверь, Марат несколько секунд стоял на одном месте, вытирая ладонью испарину со лба, а затем направился к входу.
Сегодняшний день оказался на редкость насыщенным событиями и помимо найденного на обочине старого, ржавого автомобиля, Сорину пришлось заехать на городскую свалку, где его встретил Семен Смелов, сторож, вечно грызущий спички и разбрасывающий изжеванные кусочки дерева везде, где только находился.
Пятидесятиоднолетний мужчина, выглядел из-за глубоких морщин, бороздивших все его лицо, как глубокий старик. Но его голос по-прежнему был жестким, а манера общения наряду с размашистыми жестами говорили о военном прошлом и своенравии. Он встретил Сорина, прислонившись плечом к ограде свалки и скрестив руки на груди, пережевывая очередную спичку.
– Что случилось Семен? Ты давно не вспоминал мой номер телефона, – сказал Марат, намекая на то, что Смелов позвонил ему лично на сотовый телефон, а не стал делать заявку в отделении полиции.
Семен выплюнул изжеванную спичку и, закинув новую, ответил вполне избитой фразой:
– Так будет быстрей. Я же тебя не в домино позвал играть.