Сезон охоты

— У Коромыслова и Егорова тоже их не было, — возразила я.

— Но Звягинцев предполагал, что бумаги у них.

— Об этом надо было спросить Звягинцева, — вздохнула я, — а я спрашивала… Ну, вы слышали, о чем я спрашивала.

— Ты все сделала правильно, — успокоил меня Кряжимский, — мотивировка поступков Звягинцева нам не очень-то важна. Он действовал по указке Груздева. А нам сейчас нужно поразмыслить, пораскинуть мозгами, где мог Гулько спрятать документы. Мне кажется, они не должны быть слишком далеко.

— Его жена сказала, что у них нет ни погреба, ни сарая, — я встала и подошла к окну, — только дача.

— Не думаю, чтобы он хранил важные документы на даче, — резонно заметил Кряжимский, — не слишком-то это удобно. И потом, дачу можно обыскать…

— Может, у Гулько есть какой-то тайник? — предположила я.

— Если у Гулько есть тайник, — ответил Кряжимский, — и никто, кроме него, не знает о его существовании, боюсь, нам никогда не найти этих документов. Возможно, — продолжил Сергей Иванович, — генерал что-нибудь сказал Лютикову… Нужно подождать, когда он придет в себя, и расспросить его.

— Во время встречи у ГДО Рома обмолвился, что бумаги Гулько спрятаны в надежном месте.

— Он сказал «спрятаны»? — уточнил Кряжимский.

— Кажется, он сказал «хранятся», не вижу здесь разницы.

— Нет, Оленька, — улыбнулся Кряжимский, — разница есть, и ты сама это прекрасно знаешь, только почему-то не хочешь признать.

— А хоть бы и есть, — я закурила, — что нам это дает?

— Сначала я тебе поясню разницу между «спрятаны» и «хранятся». «Спрятать» что-то означает положить в какое-то укромное место, а «хранить» можно у кого-то или где-то. В банке, например. Как ты понимаешь, не говорят «спрятать в банке», говорят «положить в банк», где вещь и будет храниться.

— Это область лингвистики, Сергей Иванович, — возразила я, — не думаю, что Гулько так сказал Лютикову сознательно.

— В том-то и дело, Оля, что в пограничных ситуациях человек чаще руководствуется интуицией, то есть действует так, как подсказывает ему его подсознание. И если Лютиков правильно передал слова Григория Петровича, то это может означать, что Гулько не прятал бумаги, а передал их кому-то. Предположим, человеку, которому он на сто процентов доверяет.

— Разве сейчас можно кому-либо доверять на сто процентов? — озадаченно приподняла я брови.

— Скорее всего Гулько пришлось кому-то довериться, потому что у него не было времени и действовал он второпях.

— Но деньги-то он припрятать успел, — пустила я кверху дым, — его жена, то есть теперь вдова живет безбедно с детьми. А ведь, как она говорит, у них все конфисковали.

— Деньги — это другое, — рассудил Кряжимский, — их Гулько припрятал сразу же, как только они попали на счет его ведомства. Я думаю, он не предполагал, что его арестуют, а тем более посадят в тюрьму. Ведь за ним стоит Парамонов, а у того рыльце тоже в пушку. Но генерал просчитался, и ему пришлось срочно обеспечивать себе тылы. Что он и сделал. Только вот воспользоваться документами он, сидя за решеткой, не смог.

— С десятью миллионами долларов можно найти возможность связаться с теми, кто на воле, и отдать соответствующие распоряжения, — не сдавалась я, но у Кряжимского на все имелся ответ.

— А если его доллары лежат где-нибудь в Швейцарии на номерном счету? Тогда ими мог воспользоваться только он. Гулько, конечно, спрятал небольшую часть денег, к примеру, тысяч сто-двести, где-то недалеко. На эти деньги сейчас и живут его вдова и дети. А вот спрятать бумаги времени скорее всего не было, поэтому он их кому-то передал, где они, возможно, до сих пор и хранятся.

— Хорошо, — согласилась я, — другой версии у нас нет, поэтому станем придерживаться этой. Сейчас мы с Виктором отправимся ко мне и подождем, когда очнется Лютиков. Расспросим его поподробнее. Тем более что он, как сказала Маринка, уже приходил в сознание.

Глава 9

Мы с Виктором простились с Кряжимским до завтра и отправились ко мне домой. Но не проехали и половины пути, как нас обогнал черный «Хюндай» и, подрезав нас, преградил дорогу. Виктор чертыхнулся и собирался уже сдать назад, чтобы объехать неожиданное препятствие, но там стоял еще один «Хюндай».

— Кажется, день еще не закончился, — я выразительно посмотрела на Виктора и тяжело вздохнула.

— Не выходи и запри дверь, — спокойно сказал он и опустил рычажок на своей двери.

Я поступила так же. Из передней машины выбрались наши знакомые, те самые, с кем Виктор так нелюбезно обошелся сегодня в больнице. Колючеглазый блондин надвинул на лоб черную шляпу — таким образом он пытался прикрыть пластырь, державший на его носу тампон. Широкоплечий шатен был без головного убора и выглядел намного лучше своего товарища. Они обошли нашу машину с двух сторон и одновременно попытались открыть дверки. Но у них ничего не получилось.

Тогда колючеглазый постучал костяшками пальцев в лобовое стекло.

— Вылезай, приехали, — наклонившись к двери, сказал он.

Я оглянулась. Сзади стояли еще двое. Не такие крупные, как первые два, но с такими же ничего не выражавшими глазами.