Сезон охоты на единорогов

— Когда шла последняя межхрамовая война, — устало начала объяснять она, — возникла масса предсказаний о том, как и когда восстановится следующий мир в храмах и кто соберёт сход, которому назначено стать чистым и долгим. Все предсказания были как разрозненные осколки мозаики — частями о том, о другом. Потому что и событие это многомерное. Ты и сам, наверняка, знаешь какие-то из предсказаний — они наполняют слухом землю. Но часть пророчеств известна была только ведам. Она — о Чудотворце. Ребенке с даром, настолько мощным, что мир будет защищён его силой, как когда-то Покровом Старшей Матери. Его сила бездонна, понимаешь? Если обычный вед сберегает внутри себя энергию, собирая её по крупицам и выплёскивая в изменения реальности, то Чудотворец — это такой вед, который имеет подпитку сразу от центра миров. И может пользоваться силой невозбранно, она не иссякнет, пока он жив. Понимаешь, тархово отродье, какая эта силища? Какая мощь! По прогнозам чудотворцу сейчас от шести до десяти лет. За такими детьми охотятся все школы, в которых воспитывают ведов. Чтобы, когда дар откроется, быть рядом, быть важными для чудотворца и оказывать нужное влияние. В общем, обычная политика… Просто Юла как никто другой подходит под описания пророчества. А нашли его Крёсты.

— Ясно.

Теперь действительно многое становилось на места. И жаль, что я такой дремучий тарх, что всё последнее время был занят собой, своими переживаниями и бедами, что не пришёл в жизнь Юрки раньше. Может даже хотя бы на пару месяцев, но я бы сумел защитить его. Но теперь уже поздно сожалеть о прошедшем. Теперь бы с происходящем разобраться.

Анна вдруг дёрнулась, резко прислушиваясь к дому. Но тут же снова расслабилась и кивнула мне:

— Там твой этот… щенок очухался. Иди, воспитывай.

Я изумлённо вскинулся. Женька-то ей чем не угодил!

Она поджала губы и сделала рукой отвращающий жест, отгораживаясь от внешних слов и эмоций. Отвернулась и процедила сквозь зубы:

— Не проси за него Юла, я бы этому щенку сама кишки вынула и на руки его грязные намотала! Даркс паршивый!

Что?

Как она его обозвала?! Не может быть! Но по тому, как до белой нервной линии сжались губы ведуньи, понял, что не ослышался. Но такое грязное ругательство нужно заслужить! Чем Женька успел?

Анна стиснула зубы:

— Сам у него и спрашивай.

Оставалось только идти и спрашивать.

Глава 15 Пузырь, лапоть и соломинка

Воды он не выпил. Кружка лежала на самом пороге комнаты, откинутая случайно или нарочно, валялась на боку и рядом с ней растекалась лужица. Вторая лужа в доме.

Жанька сидел на полу, держась за виски и трудно приходя в себя. Голая спина, покрытая сеткой кровавых взбухших полос, подрагивала — парня лихорадило. Дурной знак! Просто от порки такое не приключается. Значит, ещё и морально Женьке досталось так, что «привратник» взял отгул и теперь организм не рвётся быстро восстанавливаться. Словно внутри что-то нашёптывает: — «Ты — плохой тарх, ты не нужен, пользуйся случаем, чтобы достойно уйти». Знаю я это состояние. Плохо в нём.

Зашёл я, не таясь, но и не делая резких движений. Держа руку за спиной, в «кармане реальности», на отложенном до случая метательном ноже. Потому что — чем чёрт не шутит — может меня встретить и клинок в глотку и пуля в глаз. Не из-за того, что Женька ошибётся, приняв за кого-то из своих мучителей, а потому что я могу стать для него мишенью номер один. Ведь, одно из холодных тел у сарая — его старший, его «сур», который имел право учить его сегодня плетью. Сур, ради которого живёт тис. Тот, ради мести за которого он убьёт, не задумываясь. Какие бы меж ними не были раньше разногласия.

Женька на мой приход головы не поднял. Ещё одна дурная примета. Видит, но даже не пытается показать себя способным контролировать мир вокруг. Плохо всё это. Но от того ль, что старший погиб? Или потому что сплоховал как страж и упустил хранимого?

Я сел на кровать и замер, ожидая. Не век же он будет так сидеть?

Не век. Минуты хватило.

Женька обхватил себя руками, словно от холода и, не поднимая взгляда, глухо спросил:

— Юрка?

И без продолжения ясно.

— У них, — отозвался я.

Тис опустил голову ниже, пряча лицо.

— Не уберёг я, — ещё тише прошептал он.

Значит, это ему дороже, это бьёт в сердце. Я сглотнул, но всё же пока не выпустил ножа, не убрал руку из «кармана». Кто его знает, как дальше пойдёт! Может, он ещё и не понял, что да как.

— Мы, — поправил я.

Женька вжался лбом в плечо и промолчал. Даже думать не хочу, какое выражение в глазах он скрыл этим жестом! Эх, Женька-Жанька, что ж ты! Нам Юрку вызволять, а ты тут как тряпка на заборе, внутренними соплями давишься! Что ж мне с тобой делать-то?

Если бы у нас было хотя бы несколько часов, то его состояние и возможность позаботиться о себе самостоятельно и участвовать в боевых действиях уже не вызывали бы у меня сомнений. А так. Слаб он, слишком слаб и сломлен духовно своей немощью и ошибкой стражества. Как ещё оклемается?