Сезон охоты на людей

И поэтому Соларатов придумал свой план: он отойдет всего лишь на несколько метров назад и по ближайшему распадку спустится вниз, в долину. Конечно, во время перехода по открытому месту он попадет в очень опасное и уязвимое положение, но благодаря своему умению работать в снегу и пониманию опасений человека, находившегося на противоположной стороне долины, он знал, что тот, второй человек будет занят поисками укрытия за следующим изгибом хребта, чтобы подстеречь там человека, который, как он считает, полезет в гору и будет оттуда стрелять в него.

А русский вместо этого будет работать с земли и стрелять снизу вверх. Он сможет найти укрытие под деревьями или за камнями, он точно измерит расстояние и оттуда совершит свои неслышные выстрелы по противнику, и эти выстрелы будут идеально точными.

Суэггер даже не успеет понять, откуда велась стрельба. Он ничего не услышит. Он будет пятиться назад до тех пор, пока не выйдет из-под прикрытия, и сразу же после этого умрет.

«А тогда, – думал Соларатов, – я быстро вернусь обратно, войду в дом и разделаюсь с женщинами. Свидетели. Придется убить всех».

* * *

Боб, напрягая последние силы, обогнул склон горы. Нет более унизительного и более отупляющего способа передвижения, чем ползание по-пластунски, а ему пришлось ползти достаточно долго. Колени и локти болели от бесконечных ударов о камни. Снег лез в рот и набивался за воротник. А теперь он наконец-то оказался в относительной безопасности.

Он несколько секунд полежал неподвижно, тяжело дыша и чувствуя, как по всему телу течет пот. По крайней мере, Соларатов не успел забраться выше его, чтобы расстрелять его сверху вниз, пока он полз.

Во рту у него было сухо, а все тело требовало кислорода, который кровь не успевала достаточно быстро разносить по артериям и капиллярам. Сердце гремело, словно барабан, в который колотит сумасшедший. Перед глазами все двоилось и расплывалось. И все же усилием воли он заставил себя успокоиться, затащил ослабевшее тело на гору и посмотрел через какие-то камни на оставшуюся позади долину.

Ничего.

Никаких следов Соларатова. Далеко внизу среди огромного поля никем не потревоженного снега лежал безмятежный с виду дом. А возле камня на верху уступа, где недавно прятался русский, теперь, похоже, никого не было.

Боб поднял винтовку и принялся рассматривать склон горы через прицел. Если бы он был на месте Соларатова, то поступил бы именно так: лез бы вверх, все время пытаясь получить преимущество по высоте.

Но он так ничего и не увидел: ни поднятой поспешными движениями снеговой пыли в воздухе, ни каких-то других признаков того, что белый покров был где-то как-то потревожен. Убрав от глаза прицел, он постарался вытеснить из своего сознания всякие мысли; в таком состоянии его периферическое зрение, подчиняющееся подсознанию, могло заметить что-нибудь такое, что пропустили его целеустремленно осматривавшие местность глаза, и подать сигнал тревоги. Но он ничего не увидел: ни на склонах перед ним, ни в ровной долине внизу не было никакого движения. Он немного попятился назад.

Может быть, Соларатов спустился вниз и сейчас пытается подобраться к дому и закончить свою работу? Сомнительно: ему придется для этого слишком долго пробыть на виду, и он в любой момент может получить пулю. Боб еще раз обдумал такой вариант.

"Нет, он обязан заняться мною. Первой его задачей является ликвидация угрозы, потому что он не камикадзе, который выполняет задание ценой своей жизни, и не фанатик. Он профессионал. Работа имеет для него смысл лишь в том случае, если он может убежать. То, что его не видно, означает, что он движется каким-то обходным маршрутом, что он перешел на аварийный режим, – в общем, все, что угодно.

Он придет.

Он начнет охоту на меня".

Боб взглянул вверх. Склон горы уходил к небу и скрывался в тумане, который на самом деле был облаком. Соларатов мог бы забраться туда, потом при помощи какого-нибудь волшебства спуститься в нужном месте и выстрелить в него.

Боб огляделся, ища место, где можно было бы укрыться.

То, что он увидел, ему очень не понравилось.

Уступ, на который он взгромоздился, тянулся, словно полка, огибая неровную поверхность склона, но через двести пятьдесят метров обрывался, вернее, его прорезал овраг – глубокая рана, разрубившая гору, длинный, неровный шрам, оставшийся после какого-то древнего природного катаклизма. Там было много кустов и камней, засыпанных девственно чистым снегом. Но дальше, за этим разрывом, не было ничего, лишь гладкий и пустой горный склон, на котором вообще не было никакого укрытия.

Боб осмотрел склон над собой. Здесь было слишком круто для подъема, хотя не исключено, что ему как-нибудь удастся подняться вверх после того, как он пересечет разрыв.