Сезон охоты на людей

Из головы колонны донесся громкий свист. За спиной Хуу Ко бойцы взвода боевого обеспечения с поразительной быстротой уничтожали только что отрытый командный пункт и, когда от окопа ничего не осталось, быстро встали в строй.

– Давайте двигаться, – сказал Хуу Ко и, окруженный толпой штабных, тоже побежал рысцой через туман и дождь в направлении конца долины, где находились осажденные американцы.

Длинная колонна быстро двигалась вперед, вытаптывая траву. Над головами все так же близко к земле висели благословенные густые тучи. Наверняка не будет никаких самолетов. Он подойдет к «Аризоне» в сумерках, даст людям несколько часов отдохнуть, затем выдвинет их на позиции и сразу после полуночи ударит всеми имеющимися силами одновременно с трех сторон. Дело будет сделано.

И наконец-то началось справа: внезапный шквальный огонь, несколько взрывов гранат, еще несколько выстрелов, а затем все стихло.

– Они разделались с ним, – сказал заместитель.

– Превосходно, – одобрительно заметил Хуу Ко. – Это все-таки сделано. Мы победили. Честно говоря, строго между нами, этот американец сослужил нам хорошую службу.

– Вы имеете в виду политического офицера, брат Ко? Я с вами полностью согласен. Он слишком сильно любил партию и слишком мало – бойцов.

– Такие люди необходимы, – сказал Хуу Ко. И добавил, чуть помолчав: – Иногда.

– Этот американец, – задумчиво промолвил заместитель. – Это был настоящий боец. Если бы они все были такими, то до завершения нашей борьбы было бы еще очень и очень далеко. Интересно, какие мотивы движут такими людьми?

Хуу Ко встречался с американцами в Париже в начале пятидесятых, а затем в Сайгоне в начале шестидесятых. Они казались ему наивными чуть ли не по-детски, невинными, исполненными удивления, неспособными к глубоким размышлениям.

– Они несерьезные люди, – сказал он. – Но я полагаю, что, по всей вероятности, время от времени среди них попадаются и такие.

– Наверное, так и есть, – согласился заместитель. – Впрочем, я рад, что мы его убили. Хороший американец – это мертвый американец.

* * *

Он лежал очень спокойно и пытался не слушать голосов ни сердца, ни рассудка, ни каких-то частей тела, прямо-таки вслух мечтавших о том, чтобы выжить. Он вообще запретил себе слышать внутренние голоса и пытался составить план.

«Они идут по твоим следам. Они выйдут прямо на тебя. Если ты позволишь им накинуться на тебя, то ты мертвец. Ты должен начать стрельбу первым, стрелять наверняка, решительно атаковать их. Если ты поведешь себя агрессивно, то сможешь ошеломить их. Они будут ожидать от тебя подавленности и страха. А вот агрессивность – самое последнее, чего они будут ожидать».

Он постарался обмозговать все это как можно тщательнее, так как давно и твердо знал, что любой план, даже плохой, все равно лучше, чем отсутствие всякого плана.

«Стрелять в видимых, поливать их, пока магазин не опустеет, затем бросить гранаты, оторваться налево, перебежать в лучшее укрытие среди деревьев. Но самое главное – убраться с этого бугра».

Они находились очень близко и, негромко переговариваясь между собой воркованием, сжимали кольцо. Они были терпеливы, спокойны, очень уравновешенны. О, они, пожалуй, были лучшими из лучших. Они вели себя настолько профессионально! Никаких проблем. Они просто выполняют свою работу.

Один из вьетнамцев внезапно оказался прямо перед ним. Это был человек лет тридцати очень сурового облика, но с ничего не выражавшим лицом. Он держал наперевес американский карабин. Казалось, он был не в состоянии заставить себя поверить в то, что у него под ногами лежит их неуловимый враг.

Боб выпустил короткую очередь из пяти патронов почти в упор, и человек рухнул. Боб вскочил на ноги, одновременно поворачиваясь всем телом, и в ту же самую секунду увидел почти всех остальных: они разворачивались в его сторону. Он повел стволом автомата, выпустив длинную смертоносную очередь. Было видно, как пули срезают верхушки стеблей, впиваются в тела его противников и валят их наземь. Из дырки в казенной части отштампованной из металлолома жестянки судорожно вылетали стреляные гильзы, и вскоре магазин опустел. В наступившей тишине он услышал щелчки срываемых чек гранат и отчаянным рывком бросился назад, перекатываясь по траве, ощущая, как она хлещет и цепляет его, и от души порадовался, что бросил рюкзак. Первая граната взорвалась примерно в десяти метрах от него, и он почувствовал боль: несколько осколков зацепили его руку и открытый бок. Но он продолжал катиться, и вторая граната взорвалась еще дальше от него, чем первая.