Сезон охоты на людей

Боб мигнул, полуослепленный, увидел еще одного стоявшего, выстрелил и точно попал. Не успел убитый упасть, как он провел прицел мимо второго человека к третьему, быстро выстрелил и поразил его прямо в середину груди. После этого снова передернул затвор, одновременно прицеливаясь в третью из выбранных им жертв.

«Получи! Вот тебе! Тебя больше нет!»

Он вдохнул и выдохнул, заставив себя успокоиться. Ракета, похоже, спускалась прямо на этого храбреца, и Боб увидел, что, кем бы он ни был, это был он.

Теперь стоял на месте только один этот офицер, несомненно, полностью приняв на себя командование. Он выкрикивал приказания так громко и четко, что Боб мог разобрать протяжные вьетнамские слова даже сквозь стрельбу Ему было лет сорок, маленький, коренастый, на вид настоящий профессионал, и на его зеленой полевой форме были прикреплены три звезды старшего полковника; их удалось рассмотреть только потому, что снижавшаяся ракета очень ярко осветила этого человека.

Боб еще раз перевел дыхание и заметил, что от яркого освещения материализовалось даже бесполезное все это время перекрестье прицела; в кругу четко выделялись волосяные линии, резко и беспощадно пересекавшие грудь полковника, и в эту секунду Боб мягко, плавно нажал на спуск, крючок сдвинулся с места со слабым щелчком, какой издает сломанная веточка бальсового дерева, винтовка отдала в плечо, и смерть устремилась в свой недальний путь.

Но что-то пошло не так: вместо мельтешащих теней, среди которых возвышалась неподвижная фигура, Боб увидел яркие огни, скачущие пятна пламени, ослепившие его привыкшие к темноте глаза. Он замигал, пытаясь восстановить зрение, но мир так и оставался отгороженным от него огненной стеной. Происходило что-то загадочное.

Но уже в следующее мгновение он понял, что случилось. Его самодельный пламегаситель, закрепленный изолентой, в конце концов не выдержал сотрясений от выстрелов, сполз вниз, отклонив пулю от траектории, а парусиновый чехол, попав под вспышку, мгновенно загорелся. Винтовка превратилась в сигнальный факел, обозначивший его местоположение. Боб тупо смотрел на нее на протяжении целого мгновения, показавшегося ему очень длинным, а потом изо всех сил отбросил свое обезумевшее, предавшее его оружие в сторону.

Теперь у него не оставалось ничего, кроме почти неуловимого шанса выжить.

Едва он успел повернуться и броситься бежать, как вокруг засвистели, защелкали по стеблям пули. Его сильно ударило в спину, сшибло на землю. Боль была нестерпимой.

Он совершенно ясно понял: «Я погиб. Я умираю. Вот и все». Но почему-то перед глазами у него не развернулась панорама жизни, он не ощутил острого чувства потери, угрызений совести, а только сильную тупую боль.

Впрочем, протянув руку, он нащупал не горячую кровь, а горячий металл. Пуля должна была угодить ему прямо в позвоночник, но, к счастью, попала в перекинутый за спину автомат М-3, больно ударив его хозяина, но не причинив ему никакого серьезного вреда. Боб отбросил пришедшее в негодность оружие и стремительно, с невероятной скоростью перебирая руками и извиваясь, пополз по траве, а мир, казалось, непрерывно взрывался вокруг него.

Он не знал, какого направления ему следует придерживаться, а просто полз, напрягая все силы, дурак, отчаянно цепляющийся за жизнь, – его поведение было до смешного далеко от героизма – и, словно мантру, повторял только одну фразу: «Я не хочу умирать, я не хочу умирать, я не хочу умирать».

Он двигался без остановки, преодолевая ужас, и наконец оказался перед небольшой кучкой деревьев, в середину которых забился и замер. Вокруг него в темноте двигались люди, то и дело гремели одиночные выстрелы и очереди, но спустя бесконечно долгое время шум и суета передвинулись куда-то дальше, а он начал красться в другом направлении.

Все шло хорошо, а потом кто-то закричал и северовьетнамцы, будь они прокляты, начали пускать свои собственные ракеты. Ракеты у них были зелеными, не такими яркими, как американские, зато их было много, они заполнили небо, как множество солнц какой-то неведомой планеты, и, рассыпая зеленые искры, снижались к земле сквозь густой, сразу позеленевший воздух, словно дело происходило в гигантском аквариуме.

Пережив мгновение первобытного страха, Боб просто выпрямился и кинулся бежать. Он мчался, будто ему всадили шило в задницу. Он изо всех сил работал ногами и то и дело, как ненормальный, кидался из стороны в сторону, пытаясь избежать освещенных участков, но в те самые моменты, когда небо начинало чернеть, раздавались нестройные хлопки и над головой у него вспыхивал еще десяток или полтора зеленых ракет «чи-ком».

Вот, показалось ему, это должно быть то самое место. Выкрикивая срывающимся голосом: «Я... о... любви... тебе... пою... Джулия», он увидел, как прямо перед ним поднялся на ноги Донни; он стоял со своей М-14, уверенный, непоколебимый, мощный, и сразу же начал очень профессионально стрелять по преследователям своего командира.

Боб добежал до парнишки, ощущая за плечами все полчища ночи, и с ходу нырнул в отрытый Донни окопчик.

– Клейморки! – завопил он.