Сезон отравленных плодов

Утро тревожное, не новогоднее совсем. Женя старается этого не чувствовать, не зацикливаться, заключить себя в кокон незнания, но как ты это сделаешь, когда по телевизору и в новостях в сети дрожит струной одно: теракт.

Взрыв произошел на железнодорожном вокзале, мимо которого Женя ездит почти каждый день, смотрит на жутких пионеров фонтана «Крокодил», новых, но успевших облезть за осень и декабрь, приобрести ржавые порезы под коленями и на запястьях.

По предварительным данным, в полдень в здание вошел смертник, не смог пройти в зал ожидания, его остановили для досмотра. Там же, у металло- детектора, он привел взрывное устройство в действие, не менее десяти килограмм тротила. По тем же данным, погибло шестнадцать человек, десятки пострадали. В новостях показывают тела на ступенях у входа, накрытые тряпьем, какими-то пеленками нежно-голубого цвета, сорванные с петель двери, над ними транспарант-перетяжка «С новым 2014 годом!».

На ютуб-канале RT почти сразу же разместили видео с моментом взрыва: вокзал, парковка, четыре ряда машин. Башня главного входа с часами – за стеклами ярко вспухает пламя, камера наблюдения трясется. Проходящий мимо мужчина в черном пальто падает, поднимается на ноги, идет дальше – и лишь у парковки наконец останавливается, осматривает себя, оборачивается на вокзал. Женя просматривала это видео раз двести, чувствуя, как отнимаются ступни, а после голени, а после бедра, после холодеют пальцы и она не может встать. Беззвучное «бам» изнутри, из башни валит дым, как из печи. Огонь – взрывная волна – дым, огонь – взрывная волна – дым, это всё знаки, снова, снова, снова, а потом Илья забрал у нее ноутбук и попросил помочь ему готовить ужин.

Все будет в порядке, так он сказал.

Все будет в порядке, он шепчет ей в волосы сейчас, целует в макушку, и Женя верит наконец.

Снаружи деревья в белой корке льда, красивые, похожие на елочные украшения. Кажется, вот-вот зазвенят на ветру, как подвески-пагоды, которые висят у дверей чифанек во Владивостоке. Она съедает яичницу и бутерброд. Сразу думает о бедрах, весе и весах, конечно, но в квартире, которую они с Ильей снимают, напольных весов нет. «Зачем тебе?» – Илья пожал плечами, когда они бродили по магазину с электроникой и выбирали стиральную машинку. Ты прекрасно выглядишь, так он сказал, ты же мне нравишься любой, и Женя начала с ним спорить, а потом подумала: и правда, ну зачем?

Иногда после еды ей хочется быстрее вывернуть себя над унитазом, но она держится. Она старается, честно.

Иногда Женя боится за Дианку, но та пишет, что всё в порядке, Киев далеко.

Иногда Женю одолевает сумрачная тягостная тревога, она нарастает, как вой сирены, как детский крик. Женя присматривается к Илье: не слишком ли он занят, он мало говорит с ней. Вспухает подозрение – неужто разлюбил? Передумал жить с ней? Надоела? Что-то не так сказала, недотянула, не смогла? Что-то изменилось после того, как он узнал, что детей у нее не будет? Женя злится, Женя поддевает его словами из-за какой-то мелочи, чтобы заглянуть внутрь, проверить: верна ли догадка? На это Илья спрашивает: что вдруг случилось? Она действительно хочет поссориться сейчас? И Женю отпускает.

Иногда она задерживается возле полок с алкоголем в магазине, но никогда не покупает. Стоит представить красное в бокале, его вкус на языке, как тут же вспоминаются балкеры, курсанты, гаражи, тоскливое бесконечное ожидание чего-то, прохладный ламинат, по которому она гнала себя туда-сюда, из угла в угол, от стены к стене – метание, подмена действиям реальным. Женя будто опять влезает в душный комбинезон собственных страхов, тяжелый, набитый отсыревшей ватой, который сдавливал, мешал сделать полный вдох… Нет. Структуры больше нет, струн нет, ничто не касается ее плеча.

Она в завязке уже четвертый месяц. Девяносто шестой день, она считала.

Недавно снилась бабушкина дача. За окнами цветет и сверчит лето, прохладное утреннее солнце линует стены, пол. На кухне, на шаткой, заляпанной краской стремянке балансирует Илья, прилаживает новый карниз и спрашивает: «Вот так ровно? А вот так?» И Женя не может решить.

Тридцатого декабря они встают пораньше. Илье на работу к одиннадцати, а нужно успеть купить подарок Ане, ехать в тревожно гудящий после взрыва центр. Машина опять сломалась (Илья думает ее продать), и они решают прогуляться, хотя погода так себе. Температура около нуля, всё тает, под ногами жижа, под жижей скользко, ботинки промокают. Налетает мелкий снег, заволакивает улицу Качинцев мягким туманом. Дорога, длинная пятиэтажка, фонари и подмигивающий алым светофор – все придавлено сероватым низким небом, как пуховым одеялом.

– Пятнадцатый! – Илья указывает на троллейбус. Похожий на буханку, тот стоит на повороте, пропускает пешехода. – Побежали!

– Мы не успеем!

– Успеем. – Илья хватает ее за руку, и они бегут наперегонки с троллейбусом.