Сезон вдохновения

Встречаюсь взглядом с молодым мужчиной, замершим на том же месте, где несколько секунд назад стояла я сама. Пара прядей цвета горького шоколада падает ему на лоб, но незнакомец не откидывает их, хоть они и закрывают один глаз. Верхние пуговки рубашки расстегнуты, а одну руку он прячет в карманах чуть зауженных брюк. Второй же мужчина опирается на перила, постукивая по ним длинными пальцами. Я почти вижу, как он играет на гитаре, но это видение гаснет так же быстро, как и вспыхивает.

– Одна бумажка ни на что не повлияет.

– Ошибаетесь, – он качает головой, и его выразительные брови изгибаются. – Если каждый будет бросать по одной бумажке в полной уверенности, что это безвредно, то представьте, сколько таких бумажек наберется и какой огромный вред мы нанесем планете.

Пожимаю плечами и жалею, что не могу просто повернуться и уйти. Природная вежливость, из-за которой я вынуждена слишком часто терпеть людей и богов, с которыми не хочу общаться, не изменяет мне и сейчас. Я медленно выдыхаю и уже открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут мужчина с неожиданным презрением морщится.

– Неужели вам наплевать на экологию?

Его недовольство заставляет меня встать в оборонительную позицию, и я неожиданно чувствую радость от этого. Адреналин разносится по телу, и мне хочется оскалиться. Слезы, стоящие в горле, камнем падают в желудок, вновь делая мой голос сильным. Мне с трудом удается сдержаться. Желание выпустить на свободу злость, лишь бы перестать чувствовать боль, слишком сильно. Раздражение бурлит во мне, мешая думать.

– Как я уже сказала, моя бумажка ни на что не повлияет. Деметра сейчас в депрессии и забыла о своих обязанностях, и мы мало чем можем помочь природе.

Мужчина удивленно вскидывает брови, а я едва не хлопаю себя по лбу от досады. Идиотка. Столько лет тщательно соблюдать осторожность, напоминать о ее важности сестрам и нарушить собственные же правила из-за разбитых чувств. Ругательства вертятся на кончике языка, но страх сильнее. Из моей памяти никак не сотрется момент, когда Артемида вынуждена была стрелами защищать своих нимф, о божественной природе которых узнали люди и попытались пленить их. Мне хочется верить, что я в безопасности и сейчас легенды о нас воспринимаются только как сказки, но жизнь и история, за которой я наблюдаю и которую описываю, научили меня всегда держать ухо востро.

– Отчего же у нее депрессия? Сейчас ведь весна, Персефона должна быть дома [1].

Я пристально вглядываюсь в мужчину, теребя свой кулон. Его лицо серьезно, но в глубине зеленых с коричневыми крапинками глаз теплится веселье, а в слегка приподнятых уголках губ прячется улыбка. Он явно не верит мне. Решив, что, оборвав разговор, я вызову куда больше подозрений и останусь в его памяти, усмехаюсь. Чувствую себя так, будто хожу по канату над бездной, но не знаю, как по-другому выйти из ситуации, в которую загнала сама себя.

– Персефона наконец нашла общий язык с Аидом и теперь не спешит покидать его и отправляться под материнское крылышко. В Подземном царстве она – полноценная королева, тогда как для Деметры она осталась все той же маленькой девочкой, которой была в детстве.

– Вы подозрительно много знаете о личных делах Персефоны.

– Мы общаемся. А Цербер сходит с ума от радости каждый раз, когда видит меня.

– А вы храбры, раз не боитесь его. По мифам он тот еще монстр.

Отбрасываю волосы за спину и смотрю прямо в глаза мужчине, ожидая, что он отведет взгляд. Но он этого не делает, и наши глаза пересекаются, как скрещенные шпаги. Пусть думает, что перед ним сумасшедшая, молюсь я. Отчасти так и есть. Позволить чувствам взять верх над разумом – разве это не безумство?

– В мире, полном чудовищ, ты либо учишься находить с ними общий язык, либо погибаешь. Третьего не дано.

– А как же славная битва? – он лукаво улыбается, и мне вдруг кажется, что, несмотря на затянутое тучами небо, мир освещает ласковое солнце. – Древнегреческие герои ведь не тратили время на то, чтобы умилостивить монстров. Они их побеждали.

– Не все из нас созданы для битв.

– В битве не всегда нужен меч. Иногда сила воли – это все, что требуется для сражения. Прямо как у Шерлока и Мориарти.

Покладисто киваю, но не могу признать его правоту. Для того чтобы противостоять Мориарти, надо быть Шерлоком. Для того чтобы победить немейского льва, надо быть Гераклом. Я ни тот, ни другой. У меня недостаточно силы воли и физической мощи, чтобы биться. И все, что остается, – это приспосабливаться и по мере сил пытаться не переходить дорогу более могущественным существам.

– Деметра, может, и в депрессии, но все же не мусорите, пожалуйста. Сена – прекрасная река и не заслуживает, чтобы по ее волнам плавала грязь. И постарайтесь уговорить Персефону наладить отношения с матерью, – мужчина снова улыбается, и я отчего-то не могу сдержать ответной улыбки. – Из-за того, что она резко изменила свое отношение к Аиду и расстроила тем самым Деметру, не должны страдать все остальные.

– Обязательно передам ваши слова, когда встречусь с одной из них, – подмигиваю я и иду прочь.