Сезон воронов

Сейчас было самое время всласть налюбоваться ею. Должно быть, Марион снился хороший сон, потому что лицо ее было безмятежно и чертовски обольстительно: яркие, как ягоды, губы, гладкая кожа, носик с россыпью веснушек… Она была похожа на спелый плод, сочный и сладкий, который только и ждет, чтобы его с наслаждением съели. И он непременно так и сделает…

Марион была Хайлендом, воплощенным в женскую сущность и плоть. Дикой кошкой, которую не терпится приручить. Переменчивым шотландским небом, временами непроницаемо-темным и облачным, временами – грозовым, неспокойным. Ему нравился ее смех, похожий на журчание прохладного источника, бьющего из-под земли и весело стекающего по склону холма. И ее глаза… В глазах Марион ему виделось яркое безоблачное небо, каким оно бывает в погожий летний день. Ее тело… Он познавал его, как в свое время познавал родные ландшафты Хайленда. Горы и долины, то обрывистые, то пологие. Земля, которую он любил и теперь надеялся освоить, открывая все новые грани счастья…

«О моя нежная Mòrag… Мое солнце – горячее, обжигающее. Центр моей вселенной». Эта женщина была как поэма. Он поцеловал огненную прядь волос на подушке, освещенную солнцем, и вдохнул ее запах. Острый и сладкий, горьковатый, нежный и в то же время пряный, пьянящий. Дункан закрыл глаза, чтобы прочувствовать все его нюансы. Этот запах порождал в нем море ощущений – причудливых, новых.

Под одеялами их с Марион тела – переплетенные между собой, утомленные восторгами плотской любви – купались в ощущении приятного тепла. С растущим ликованием Дункан открывал для себя женщину, не обремененную стыдливостью, которую ему постоянно приходилось преодолевать с другими, что делили его ложе. И удовольствие Марион во время занятий любовью не было наигранным. Казалось, она испытывает неутолимую потребность получать и дарить наслаждение. Дункан с тревогой подумал, сможет ли он всегда давать ей желаемое. Словом, в ней было все, о чем он мечтал.

Марион повернулась и что-то пробормотала во сне. Что ей привиделось? Она облизнула губы, и они тут же сложились в соблазнительную улыбку. Кто ей снится? Его собственные сновидения населяли адские картины, пережитые на поле боя. Он видел смерть и перепуганные глаза солдат, чьи тела сам вспарывал мечом. Просыпаясь, он радовался тому, что Марион рядом. Дункан всмотрелся в ее удивительное лицо. Перламутровое сердечко в ореоле огненных волос… «M’aingeal dhiabhluidh…» Да, именно такой он видел ее с самого первого дня. Ангел и дьявол в одном лице. Медовая улыбка и жгучий язык… Невинный взор и острый ум. Женщина-загадка. «Кто же ты на самом деле, Марион Кэмпбелл?»

Снова закаркал ворон, отвлекая Дункана от его мыслей. Почему-то вспомнились недавние события. К этому времени документ должен был уже быть в Финлариге, а значит, в безопасности. Невзирая на происки сына герцога Аргайла, они преуспели. Теперь Марион может спать спокойно у него в объятиях. Пережив неприятное приключение по дороге к трактиру, они застали там Макгрегора и его людей за кружкой пива. Дело уладилось ко всеобщему удовольствию: Роб сам вызвался доставить документ в Бредалбэйн.

Они хорошенько подкрепились, и Дункан привез наконец Марион в свою долину, в дом, построенный у горы Эн-Ог, недалеко от озера Ахтриохтан. Дом у него, конечно, был очень маленький, но весной он решил непременно пристроить к нему настоящую кухню с печью, чтобы выпекать хлеб, и сарай для животных. Они приехали на рассвете. В укрытом снежной шапкой доме было ужасно холодно. Они разожгли огонь в очаге и прыгнули под одеяла, где, прижимаясь друг к другу, очень быстро согрелись. Надо признать, что от их сумасшедших кульбитов скоро стало теплее и в комнате. Пульс Дункана ускорился при одном только воспоминании. Марион трепещет под ним… Марион вскрикивает от удовольствия, и ее слова легким белым облачком срываются с губ…

Ей здесь понравится, в этом Дункан был уверен. Для него это было лучшее место на свете. В детстве отец часто приводил их с братом сюда купаться. Потом, когда подросла и Франсес, они стали приходить втроем – побеситься и порыбачить. Воспоминания заставили его улыбнуться. Когда леска у Франсес натягивалась, они с Ранальдом начинали ее пугать, что это Each Uisge[96] попалась на крючок. И если она, Франсес, будет тянуть удочку, то водяная лошадь выйдет и заберет ее с собой на дно озера, а оттуда еще никто не возвращался. Каждый раз сестренка бросала удочку и с криком бежала в деревню, оставляя им свой улов.

Больше никогда они с Раном вместе не пойдут на рыбалку… Дункан очень скучал по брату, по его шуткам. Восстание и события, за ним последовавшие, занимали почти все его мысли, поэтому только теперь он понял, какую пустоту в душе оставила после себя смерть брата. Теперь он вернулся домой, в Гленко…