Сезон воронов

– Тут вы не правы, Кейтлин. По крови я не хайлендер. Я считаю себя британским подданным и намереваюсь пролить свою кровь ради блага Империи.

Я посмотрела на него и после недолгого молчания сказала:

– Бросьте эту затею! Отпустите меня и возвращайтесь домой…

Он разразился ироническим смехом, перевел взгляд на меня и… улыбка застыла у него на лице. Потом она медленно исчезла, и губы превратились в прямую тонкую черту.

– И обо всем забыть? Кейтлин, вы слишком наивны! Я понимаю, чтобы спасти свою шкуру, вы можете сделать вид, что забыли. Я бы тоже хотел забыть… Но уже слишком поздно. Слишком много людей знают, что я – лазутчик, и я сам уже не дал бы за свою жизнь ни гроша. Если мне удастся уйти от якобитов, герцог Аргайлский наверняка обвинит меня в том, что я сбил с пути его праведного сыночка. У меня нет будущего. Я – предатель, Кейтлин, и…

Он умолк, глядя на вино, дрожащее в бутылке, которую он так и не выпустил из рук. На губах его появилась горькая усмешка.

– …и мне уготована участь, обычная для всех предателей. – Бледный как полотно, он провел пальцем поперек своей шеи, чуть ниже белого шелкового жабо. – А так я хотя бы умру ради высокой цели.

– Сомневаюсь, что полковник Тернер одобрил бы ваш план. Солдат жертвует жизнью ради своей страны, но он сражается в честном бою. Он не убивает противника подло, исподтишка. Я не понимаю, откуда у вас эти убеждения. Фамилия вашего отца – Гордон, значит, он тоже хайлендер…

Взгляд его ненадолго затуманился. Потом он поджал губы и резким тоном перебил меня:

– Лэрд Грэм Гордон не был моим родным отцом. У него не было своих детей, потому что жена оказалась бесплодной, и он меня усыновил. С ними я прожил первые годы жизни, но потом его супруга имела несчастье заболеть и скончаться. Он женился снова, и эта жена оказалась куда более плодовитой: она родила ему четырех детей, двух сыновей и две дочки. Джордж приезжал несколько раз в год навестить меня и удостовериться, что никто меня не обижает. Когда Грэм Гордон умер, для меня наступили другие времена. Как вы понимаете, его вдова не испытывала ко мне особенно нежных чувств. Меня стали заставлять работать наравне со слугами. Джордж быстро понял, что происходит, и взял меня под опеку. Благодаря ему я получил должное образование и доступ в высшее общество. Он дал мне будущее.

«Которое ты собираешься пустить по ветру!»

– А ваша родная мать? Вы ее знали?

Он ответил не сразу, глядя на меня со странным выражением, словно раздумывая над ответом.

– Она умерла.

– Как жаль…

– Никто не сожалеет об этом больше, чем я, – тихо проговорил он.

– А невеста у вас есть? Хоть кто-то, кого вы любите?

Выражение лица его стало мягче. Взгляд на мгновение затерялся в морской дали, но потом он выпятил подбородок и расправил плечи.

– Лора найдет того, кто сможет о ней позаботиться, и…

Он тряхнул волосами и поднес горлышко бутылки к губам, чтобы сделать еще пару глотков вина.

– Других родственников у вас нет?

– Кроме Джорджа, никого. Он вырастил меня, как если бы я был его родным сыном. Его смерть стала для меня большим горем. Что до семьи Джорджа… У него остались братья и сестры, но они никогда не стремились меня узнать. Они не могли понять, почему их брат заботится о ребенке, хотя он ему не родной, да к тому же незаконнорожденный. Для них я был нежеланной помехой. Но и Джордж виделся с ними не особенно часто.

Он задумчиво смотрел на меня, похлопывая бутылкой по бедру, отчего вино тихонько заплескалось.

– Но если Гордон вас усыновил, то по закону вы стали его старшим сыном, и к вам должен был перейти и титул лэрда, и все его…

Он засмеялся, запрокинув голову, так что я получила возможность вдоволь налюбоваться его четко очерченным волевым подбородком. Решительно, в этом юноше было нечто, вызывавшее во мне странное волнение…

– Моя мачеха позаботилась о том, чтобы все досталось ее сыновьям. Но даже если бы мне преподнесли наследство на золотом подносе, я бы отказался. Заниматься фермами и мельницами? Нет, я желал для себя иного!

Мы какое-то время молчали. Было видно, что экскурс в прошлое заставил его разволноваться. Я решила, что лучше не спрашивать, чего же он на самом деле для себя желал. Тем временем Гордон подошел и неловко погладил меня по щеке.

– Мне жаль, но у меня нет выбора, – сказал он тихо, вынимая из кармана носовой платок.

Я закрыла глаза. Большим пальцем он очертил контуры моего подбородка. Потом пальцы его поднялись вверх по щеке, коснулись губ, задержались на их влажной поверхности. Мгновение – и я почувствовала на губах его дыхание. Оно пахло вином – выдержанным, с древесными нотками, с кислинкой. Я отвернулась и стиснула зубы.

– Уильям, сколько вам лет?

Мой вопрос, по-видимому, его удивил. Он нахмурился.

– В январе исполнился двадцать один.

– Двадцать один… Моему старшему сыну в марте исполнится двадцать. Вы понимаете, что я гожусь вам в матери?

– В матери? Неужели?