Сезон

Кассирша засомневалась: подсунуть чек на подпись или подождать, когда закончится игра. Техник грубо швырнул мешок в угол, звякнули банки с тушенкой, но на вошедших не обращали внимания. Тогда Техник скрипнул зубами, сдвинул на бок кобуру, сбившуюся в пах, взглянул на кассира и плюхнулся на ближайший стул. Несколько минут ожидания показались ему вечностью, пот выступил на лбу.

Наконец бухгалтер с жирным затылком расшаркался, проиграв на шахматной доске, двумя руками стал трясти директорскую руку. Кассир придвинулась к столу, поздоровалась, пожирая директора огромными и восторженными голубыми глазами. Тот, не ответив, уткнулся в бумаги и проворчал с преувеличенным акцентом:

— Нэт, деньги!

— Тушенку ему не надо, — возмущался техник в вагончике проходчиков.

— Он Галку хочет. Так мне и заявил, падла, и я ничего не ответил: развернулся, ушел и мешок оставил. Нет бы по морде, по морде… Наганом бы, — садистски оскалился. — Много не дали бы.

Кто-то натянуто хихикнул:

— А кассирша что?

Кто-то приглушенно выругался.

Техник пожал плечами.

— Отан Берибаевич собрался сам ехать в банк. На кассиршу орет, что, у нее вся работа два раза в месяц деньги выдавать?

Про волка речь, а он навстреч. Газик Отана Берибаевича неожиданно выскочил на территорию подземного участка с той стороны, с которой никто никогда не приезжал на шурфы. Он бодро выскочил из машины, за ним семенил Паша: запуганный, сутулящийся. С похмела, что ли!

— Молодцы, ребята! — стал весело здороваться с проходчиками начальник партии. Вышагивал по площадке, не замечая беспорядка и мусора.

— Буду для вас просить поощрения: первое место в управлении обеспечено.

Он уехал, а Паша остался, угрюмо походил по площадке, поковырял носком сапога породу в отвале, потом долго сидел с Касымом, о чем-то тихо переговариваясь. Решившись, встал, вышел из вагончика и отключил главный рубильник. Участок затих. Из кэша высунулся Игорь. В мокрой темноте внизу ругался, Шульц. Стали подходить проходчики со второго шурфа. Паша стоял, чуть пригнув голову, опустив руки, будто готовился защищаться в неравной драке.

— Плохие новости, ребята! Точно знаю, что наш инженер по технике безопасности получил указ: вывернуться наизнанку, но двадцать процентов премии с вас снять.

Лаптев нервно гоготнул:

— Кувалду ему! Мы теперь почти без нарушений — двойной подряд почти готов!

Фокинские злорадно зашумели:

— Хочешь, сейчас, не отходя, назовем десяток нарушений?

— Хоть два: вместо шплинтов — гвозди, по эстакаде, два пролета без ограждений… Передовички!

Они завистливо грубили, а не злорадствовали, и на их слова никто не обратил внимания.

— Не спорь, Миша, — вздохнул Максимов. — Всегда можно найти недостатки и нарушения, если ставить это целью. Тэбэшнику вникать в наши проблемы не требуется, ему только зафиксировать!

Но, оказалось, что найти повод не так легко. Тэбэшник, озадаченный сверху, даже в шурф спустился, а уж вокруг него ходил весь день.

Проходчики смотрели на него зверем, в разговор не втягивались. Внизу было мрачно и сыро. Все ржавое. К чему придерешься? Запишешь замечание, а за него засмеют?! Инженер по технике безопасности двадцать лет был простым бурильщиком, подземки не нюхал, закончил заочно техникум. Он вылез на поверхность, еще походил вокруг и затаился за барханом, чтобы подсечь, как проходчики катаются на бадье… Тут их и… Х-холодно!

Лаптев решил не отдавать свои кровные двадцать процентов и пошел на принцип со зла — а оно плохой советчик. И потому творились на шурфе дела чудные: тэбэшник глазам не верил. Только отгрузились, проходчик выскочил из кабины кэша и как Баба-Яга завертелся по площадке с метлой, пыль поднялась столбом. Инженер приподнял голову, думал, специально завесу ставят, но нет — огражение на эстакаде ремонтируют… Нет бы ему своей рукой попробовать, приварены ли стояки. Теперь поздно!

Хо-ло-дно! Сомнительная, но спасительная мысль пришла ему от неудобства и ветра, шевелящего песчинки на бархане. Еще в июне по этому шурфу было замечание: не хватало скоб, кузница партии не справлялась с заказом подземщиков и приходилось экономить. Пробивали их на крепи ствола через одну. Нарушение проекта осталось неисправленным. Оно, конечно, по здравому-то смыслу, чего эти скобы пробивать сейчас, когда шурф со дня на день начнут разбирать?! Но нарушение — факт. Песок и ветер делали его все весомей, и тэбэшник, отряхнув пыль с живота, поплелся в поселок, писать рапорт с предложением лишить бригаду двадцати процентов премии за октябрь месяц. Там он то ли отогрелся, то ли стал маяться совестью — решил съездить на шурф среди ночи, проверить, не забил ли Лаптев скобы всем назло. Он может и такое отчудить… А вдруг кто на бадье поедет?!