Сезонная любовь

– Да пока не надо, но при случае, спасибо, буду помнить, – ответил приезжий и спросил:

– А что ж вы здесь прозябаете?

– Это как? – не понял Пряхин. – Зябну, что ли?

– Нет, – улыбнулся заезжий. – Я не это имел в виду. При таких деньгах вы б вполне могли на курорте жить. Что вам здесь? А там море, пальмы… он посмотрел на Пряхина и добавил. – Женщины…

– Не отпускают, – огорченно пожаловался Пряхин. – Говорят, заменить некем. Без отпуска работаю.

– Почему же без отпуска? А трудовое законодательство?

– Оно верно, закон… А на деле как заведу речь об отпуске, мне сразу – не можем. Мол, пока я там отдыхаю, у них здесь люди мрут.

– Вы что же – врач?

– Ага, хирург, – кивнул Пряхин.

– Вот оно что, – приезжий скользнул взглядом по его жестким корявым пальцам, на которых держались темные смоляные пятна.

– Каждый день режу. Без меня им никак.

– Теперь понятно, откуда у вас деньги. А я, грешным делом, подумал… – усмехнулся собеседник.

– Что ты! Ко мне очередь – два года! Записываются – ночами стоят!

– Ах, так… Да-а, видно, вы специалист…

– А ты думал! Для меня вырезать что-нибудь – раз плюнуть. Зря, что ли, все ко мне рвутся? Им других предлагают – не хотят. Мол, только к нему. Это ко мне, значит.

– Понятно, репутация, – покивал приезжий и спросил неожиданно:

– А что вы зубы не вставите?

– Дорого. У меня отродясь таких денег… – Пряхин вспомнил, что богат, и осекся. – Зубы… это… Понимаешь, какое дело… Некогда мне. С утра до вечера режу. А насчет курорта верно говоришь. Давно собираюсь. Ты-то сам бывал?

– Приходилось… Ялта, Сочи, Гагра… – он вдруг пропел. – О, море в Гаграх…

– Да… – мечтательно вздохнул Пряхин. – Спасибо, что сказал. Может тебе вырезать чего надо? Устрою.

– За бутылку? – неожиданно спросил приезжий.

– Что ты… Так. Для хорошего человека… Хочешь, сам вырежу?

– Без очереди?

– Да ты только скажи, так, мол, и так: нуждаюсь! Что хочешь вырежу.

– Спасибо, – поблагодарил приезжий. – Я уж как-нибудь сам.

– Сам? – непонимающе уставился на него Пряхин.

– Сам. Я ведь врач.

Пряхин оглушенно помолчал и наконец выдавил из себя:

– Тоже?

– Тоже, коллега, тоже! – засмеялся приезжий. – Я, правда, не такой специалист, как вы, и денег у меня таких нет, скорее наоборот. Может, возьмете к себе в ассистенты?

– Куда? – хмуро спросил Пряхин.

– Ассистировать буду вам на операциях. Заодно и подучусь. Возьмете?

Пряхин встал и молча пошел прочь. "Нарвался", – думал он по дороге, "зарулил", называется. Кто ж мог знать? Молчал, гад, поддакивал. Прикидывался.

Пряхин был зол на приезжего, точно тот надул его, и злился на себя за доверчивость.

Был уже поздний час, Пряхин пришел домой. Он поскребся едва слышно ключом в замке и крался в темноте, когда неожиданно ярко вспыхнула лампа: Зина поджидала его с белыми от ярости глазами.

– Явился?! – спросила она так, словно говорила по радио.

– Не запылился, – щурясь от света, податливо усмехнулся Пряхин в надежде обернуть дело шуткой.

– Ты давеча, что обещал?

– Что? – как бы сам заинтересовался Пряхин и поморгал, силясь вспомнить.

– Забыл?!

– Почему? Не забыл…

– Божился… Слово давал… Давал?!

– Имело место…

– Ах, имело!… – вспыхнула Зина и медным голосом объявила. – Козел ты вонючий!

Пряхин так и сел от неожиданности, нижняя губа оттопырилась, как у плаксивого ребенка.

– Обидно, – сказал он.

– Обидно?! А мне не обидно?!

В ночной тишине ее голос звучал оглушительно. "Весь дом переполошит", – подумал Пряхин.

– Зина, ты б потише, люди спят, – попросил он.

– Он о людях думает! А кто обо мне подумает?!

Она могла разбудить не только дом, но и улицу, и даже город. Неожиданно Зина горько покачала головой:

– Дура я, дура… Дура набитая. За кого пошла…

– Не такая уж дура, – попытался разубедить ее Пряхин, но она посмотрела на него гневно и объявила непреклонно:

– Дура!

Он смиренно пожал плечами – тебе, мол, виднее.

– Кому верила, – произнесла она с горечью. – Забулдыга несчастный.

– Зина, то другая причина была. Третьего дня я зарулил невзначай, а шас дело было. Ей-Богу… Вишь, я в трезвости…

– В трезвости?! – ужаснулась она. – В трезвости?! Это от кого ж так разит на весь дом?!

– Не разит, а пахнет чуток. И то вряд ли. Пива выпил…

Она глянула искоса, потом внятно, с нажимом, точно втолковывала непонятливому, сказала:

– Кобель худосочный!

– Прошу без оскорблений, – Пряхин ладонью отстранился от ее слов.

Зина подскочила, схватила его за плечи и, не давая подняться, стала бешено трясти.

– Душу вытрясу! – рычала она сквозь зубы.

Сил у нее вполне могло хватить; его легкое костлявое тело билось у нее в руках, как отбойный молоток, голова моталась из стороны в сторону. Пряхин хотел что-то сказать, но слова рассыпались в тряске, и только дрожащий, прерывистый, похожий на блеяние звук вырвался из горла.

Она вдруг швырнула его и отошла. Пряхин умолк, будто оборвал песню. Он подумал, что теперь она оставит его в покое, но не тут-то было, оказалось, он еще не получил сполна.