Сфагнум

— Не, ну вы слышите? — Серый полез в карман и достал пук смятых бумажек. — Вот тебе десять, двадцать. Двадцать пять. Это нормально?

По вспыхнувшим глазам мужчины он понял, что двадцать — это даже много.

— Пацаны, пошли, глянем, что за телочка! — с энтузиазмом обратился к приятелям Серый.

— Ты сдурел? — покрутил пальцем у виска Шульга. — Ты по нему не видишь, что там будет за телочка?

— Да ладно, помоем ее перед всем.

— Ай, ана у меня и так чыстая! — подогрел энтузиазм Серого мужчина.

— Друг, тебе триппера не хватало? Бытового сифилиса? Вшей? — Шульга не мог понять авантюризма приятеля. — У тебя вообще мозги есть?

— Да ладно. Предохранитель тута! — Серый раскрыл кошелек и гордо продемонстрировал презерватив «Ванька-Встанька», на этикетке которого была изображена сисястая особа, взгляд на которую мог надолго лишить интеллигентного и склонного к рефлексии человека всякого желания.

— Ладно, давай сходим, Шульга, — сказал свое слово Хомяк. — Может, покормит хотя бы. Жрать-то хочется.

— Двое против одного, — хлопнул Шульгу по плечу Серый. — Слышь, — обратился он к мужчине. — За двадцать пять мы втроем, так?

— Да! — повел их за собой мужчина.

— Только без наебок, — с нажимом сказал ему Серый. — Если она там ломаться начнет, тебе пиздец, понял?

Мужчина махнул рукой, показывая, что не начнет. Пройдя мимо нескольких хибар, Пахом завернул в переулочек и вывел их к добротному кирпичному дому с крашенным в синий цвет колодцем и развешанным во дворе бельем. Трава во дворе была обкошена, на огороде были видны ухоженные ровные грядки с капустой и бураками.

— Чего-то я не понимаю, пацаны, — шепнул Серый.

Пахом по-хозяйски открыл дверь, не снимая обуви провел их из сеней в жилую комнату. Тут был стол, на котором стоял прикрытый рушником свежеиспеченный пирог.

— Шчас она выйде, — вполголоса произнес Пахом. — Давайце пака расчытаемся.

— Если наебал, я тебя, сука, на грядке с бураками похороню, понял? — веско сказал Серый и протянул купюры.

Хомяк отщипнул пирог и прошипел: «Вку-у-усный». Из соседней комнаты донеслись легкие шаги, и женский голосок спросил: «Пахом? Ты?». Пахом быстро потопал из хаты.

Двери в спальню раскрылись, и приятели вздрогнули: перед ними стояла женщина лет тридцати, одетая в домашний халатик, каким-то дивным образом сообщавший ее фигурке царственность. Пышные волосы ржаного цвета были зачесаны наверх и убраны к затылку, обнажая шею, глядя на которую вспоминались портреты грустных русских аристократок кисти Репина. Фортепианно-тонкие пальцы тронуты маникюром: лак для ногтей был того нежного телесного оттенка, который хочется восхищенно целовать, не помышляя о страсти.

Гости онемели. Первым опомнился Серый:

— Извините, мы по ошибке.

— Ой, а я пирогов напекла! — улыбнулась женщина. Улыбка странным образом подчеркнула хрустальную голубизну ее глаз.

Ее красота была цвета ледяных озер Севера, в ней не было уютных борщовых оттенков, свойственных простушкам из этих мест.

— Не туда зашли, — старомодно поклонился Серый и направился к дверям.

Он был благодарен Пахому за то, что тот дал посмотреть на королеву. Он передумал убивать мужчину и не видел никакого обмана в произошедшем. Женщина подняла вверх ладонь, останавливая Серого:

— Погодите, что вы уходите?

Гостям было предельно неловко. Им было стыдно сказать, зачем они явились сюда. Хомяк все никак не мог проглотить кусок пирога, который тщательно разжевал и держал под языком, понимая что ни жевать дальше, ни тем более глотать, глядя на такую красоту, невозможно.

— Этот… — женщина погрустнела. — Опять меня продал, да?

Шульга закашлялся и обильно покраснел.

— Ну ничего, — внимательно глядя на троицу, сказала хозяйка. — Я ведь все понимаю, ребята. Ему нужен алкоголь. Что поделаешь. Он болен. Ну, а раз продал, то, — она пожала плечами и сделала приглашающий к столу жест.

Хомяк покрутил головой, показывая, что при ней он есть не сможет и ничего больше тоже не может и не хочет. Шульге было обжигающе стыдно.

— Вы все трое будете? — спросила она и улыбнулась в сторону, опустив глаза.

— Не, мы пойдем. Спасибо, хозяйка! — первым отказался Хомяк.

— Да, спасибо вам за все, — искренне поблагодарил Шульга. — Извините нас. Вот он останется, Серый, а мы с другом пойдем. Мы вообще идти не хотели, — попытался он выгородить себя перед женщиной.

— Я б тоже уже ушел, — неуверенно сказал Серый.

— Нет, хотя бы вы меня не бросайте, — женщина подошла к нему и взяла его за руку.

Серый сделал большие глаза и растерянно кивнул приятелям.

— Ладно. Я останусь пока. Вы езжайте, пацаны. Я тоже подгребу. Встретимся в Буде.

Выйдя на крыльцо, Хомяк и Шульга ощутили себя так, будто им долго пришлось стоять в странных, не свойственных им позах и теперь, наконец, можно было расслабить затекшие и одеревеневшие тела.

— Какая-то она реально нереальная, — мечтательно сказал Хомяк.