Йеллен закрыл глаза, потом открыл. Теперь он смотрел на Николаса прямо, без улыбки, жёстким взглядом военачальника. Николас рефлекторно выпрямился и поднял подбородок.
— Легион, — сказал Йеллен. — Я хочу Звёздный легион.
Услыхав это, я ощутил в себе бездны терпения. Господину Йеллену наскучило играть в обыкновенных солдатиков, теперь он хотел Звёздный легион, легендарных бойцов Роэна Тикуана. Вполне понятное желание. Вот только каков полководец, таковы и полки; боюсь, у господина Йеллена ничего не получится.
— Вы шутите, — сказал я и услышал, конечно:
— Отнюдь.
Потом Йеллен замолчал, на скулах его заиграли желваки и он с видимым усилием признался:
— Я говорю от имени принцессы Акены.
В это я не поверил так же, как во всё предыдущее. Прямо назвать гендиректора принцессой в современном Сверхскоплении — это, конечно, очень решительный шаг, но ведь здесь нас никто не мог подслушать. Её можно было титуловать хоть императрицей.
Единственное, что я понимал со всей определённостью: Йеллен выворачивал ситуацию наизнанку. Он довёл меня до предела, а теперь пытался поменяться со мной ролями. Я внезапно оказывался хозяином положения. Возможно, директор рассчитывал, что я попытаюсь взять моральный реванш. Провоцировал меня. Но чего он хотел таким образом добиться? Я склонялся к мысли, что это просто очередная игра, новое развлечение…
Пожалуй, для меня это было уже слишком.
Я ничего не чувствовал. Йеллен выжал меня досуха. И сейчас… его потуги оставались бесплодными.
— Хорошо, — сказал я. — Предположим, вы серьёзны. Но как вы собираетесь реализовать свой замысел? На Циалеше не так давно отгремела Гражданская, с тех пор мы находились в изоляции. Официальный Союз считает, что у нас диктатура, военная хунта, но…
— …ваша форма правления так же уникальна, как ваш менталитет, — подхватил Йеллен. Говорил он чуть ли не проникновенно.
— Не думаю.
— Прецедентов нет ни в истории, ни в современности, — директор улыбнулся, разводя руками.
Я помолчал.
— Народное правительство, — сказал я, — ничего не может сделать с народом Циалеша против его воли. Не потому, что не хочет, мы не святые. Но это попросту невозможно. Мы, в каком-то смысле… воплощение этой невозможности.
— Я знаю! — воскликнул Йеллен. — У вас не работает традиционная пропаганда. И даже мантийская пропаганда работает… скажем прямо, в обратную сторону. Николас, к чему лукавить, вы видели мою беседу с Эртом Антером, а я знаю, что вы её видели.
Я отвёл взгляд.
Директор наконец-то заговорил всерьёз, но подошёл к теме настолько извилистой, зыбкой и топкой тропкой… интересно, деловые совещания он тоже так проводит? Подчинённые должны его ненавидеть. Или там-то он как раз сдерживается, а с собеседниками вроде меня может расслабиться и поболтать? Какой неприятный, утомительный человек… В начале нашего знакомства я испытывал к Алану жгучую ненависть и какое-то мистическое омерзение, точно к злому духу. Я боялся его. Теперь из всех чувств осталась одна усталая брезгливость. Впрочем, так было намного удобней.
— Видел, — признал я. — Алан, неужели вы хотите войны с Мантой?
Йеллен покривился, верхняя губа его дрогнула.
— Тот, кто не хочет войны с Мантой, будет поглощён Мантой в кратчайшие сроки, — сказал он. И в голосе, и на лице его выразилась тоска. — Это вынужденное желание. Ну, право же, Николас… какое наказание предусмотрено на Циалеше за промантийскую агитацию?
Тут мне действительно было нечем крыть.
— Расстрел.
Йеллен кивнул.
— По некоторым причинам у нас бессмысленно ужесточать наказания.
Он прав, подумал я. Неккен и так достаточно ненавидят. Если Неккен продвинет через Совет Двенадцати Тысяч подобный законопроект… да мантийцы придут как спасители и избавители, их цветами встречать начнут.
— Понимаю, — сказал я. — И всё же, как вы хотите это реализовать? Граждане Циалеша любят вас не больше, чем все остальные. Скорее меньше, по некоторым причинам. С какой стати нам вас… защищать?
На миг Йеллен уставился на меня удивлёнными глазами, а потом невесело засмеялся, опустив голову к столу, ниже сплетённых пальцев. На невербальном языке его поза означала смирение. Как по мне, так он снова действовал слишком грубо.
— Нет, — сказал он, — Николас, нет, конечно… это абсурдно. Защищать вы будете себя. И заодно… знаете… человечество.
Я не мог не засмеяться, услышав это. Но пару секунд спустя мне стало не до смеха. Я увидел, наконец, во всей красе ту ситуацию, тот расклад сил, который рисовал себе Йеллен.
Война.
В систему Циа уже зачастили мантийские разведчики. Что бы ни плёл там Йеллен об уникальном менталитете, но планета, на которой интервенция не просто провалилась, планета, на которой кто-то сумел перевербовать элитного мантийского агента, воспитанника самого Председателя, — это источник угрозы.
Угрозу нужно нейтрализовать.