Сфера-17

– Почему двенадцать? – удивился Эрвин.

– Это не важно, – сказал Николас, – совсем. Эрвин, что ты сделал на Сердце Тысяч? Пока я был на приёме? Почему им внезапно стало нужно тебя убить?

Фрайманн подумал, покусал нижнюю губу.

– Убить? – переспросил он. – Это не вполне верно. Я не думаю, что им нужно было меня убить.

– Они тебя почти убили.

– У них не было другого выхода. – Он ещё повременил, собираясь с мыслями; Николас не отрывал взгляда от его лица. – Понимаешь, я никогда не мог выиграть у Эло, – вполголоса сказал Эрвин. – Она техничней. Она лучший специалист. Я не знаю, как у меня получилось. Тем более что я испугался. За всё время, пока она была инструктором, у неё выиграл только один человек, и это был Уэйнрайт. Бывший Уэйнрайт. Но в нём много осталось… от него.

Он откинулся на подушку и уставился в потолок. Долго, шумно выдохнул. Задумался; и Николас повторил:

– Чего хотела Эло Ниир, если не убить тебя?

Эрвин помолчал.

– Понимаешь, – медленно сказал он, – несмотря ни на что, я не мог оставить дядю Сана. У меня не было коллектива, но у меня был учитель. Он очень хороший человек. Очень добрый. Он единственный, кому я дорог там. И когда я узнал… Я понял, что должен ему позвонить. Для этого нужен был мантийский коммуникатор. Я знал код прямого доступа, но с другого устройства он бы не сработал. В офисе Неккена были агенты. Мне пришлось продавить одного из них. Так всё и вышло.

Он снова замолчал, опустил глаза. Николас ждал.

– Дядя Сан понял, – сказал Эрвин наконец. – Поблагодарил. Он сказал, что рад за меня и что я перед ним не виноват. И что я не единственный. Но Эло Ниир не знала содержания нашего разговора. Она или Эрт Антер, кто-то решил, что я неадекватен. Что у меня срыв, как у Реми Рейоса. Моим сведениям нельзя верить. И что это можно доказать дяде Сану.

– Кто это – Реми Рейос?

– Он работал на Гиакенене, – сказал Эрвин. – Это был самый серьёзный провал Комитета. Я теперь, наверное, второй. Но поглядеть на теперешний Комитет… Им нужно было меня спровоцировать, Ник. Чтобы я повёл себя неразумно. Агрессивно. Получить доказательства. Поэтому они поймали тебя. Я очень испугался. Но я удержался. У меня всё получилось. И у них не осталось выхода. Теперь их дисквалифицируют и будут лечить.

– Лечить? – переспросил Николас и подумал, что на Манте всё-таки есть своего рода пенитенциарная система. Впрочем, об этом можно было догадаться и раньше. Идея клетки для директора Йеллена председателю Комитета явно не казалась отвлечённо-фантастической.

– Да, – кивнул Эрвин. – Реабилитировать. Сотрудник Комитета так действовать не должен.

– Их вылечат, – сказал Николас со скрытой иронией, но Эрвин понял и миролюбиво заметил:

– Так их.

Потом он усмехнулся, но улыбка быстро сошла с его лица.

– Я не знаю, откуда они берутся, – сказал он. – Найру – «дитя войны», но Эрт Антер – нет. Дефект операции? Или воспитания? Заметили бы раньше. Должно быть, дефект психомаски. Но меня удивило другое. Когда Эло Ниир играла с Доном Эйном, она получала удовольствие, а он – нет. А ведь он был легионером с четырьмя звёздами. Сейчас трудно сказать, но, наверноt, я тогда решил, что оставлю Манту. Вернее, не решил. Допустил возможность.

Не говоря ни слова, Николас внимательно смотрел на него – чуть вскользь, мимо взгляда, не требуя откровенности. Эрвин сжал зубы, скулы его очертились резче.

– Полковник был хорошим человеком, – сказал он глухо. – И до, и после. Достойным. Иначе он не стал бы другом дяди Сана. Но после он вызывал жалость. Я не знаю, как объяснить. Его уважали за его решение. И вообще уважали. Но это всё равно не было правильно. Циалеш был моим первым внешним заданием, до этого я не вживался в чужую ментальность. Через несколько лет после того, как я натурализовался, случилась Hеволюция. Потом началась Гражданская. И я понял, что с Циалешем будет так же. Так же, как с полковником. Вы стали бы хорошими мантийцами. Самыми лучшими. Но не должны стать.

Николас молча опустил голову ему на плечо.

– У меня не было коллектива, – продолжал Эрвин, – поэтому мне легко было уйти. Особенно после натурализации. На некоторое время даже по инструкции положено забыть о первой личности. И я забыл. А потом у меня появился ты. Я не рассчитывал. Не надеялся. Когда я понял, что это… что это такое, я был счастлив как сумасшедший.

– Коллектив? – улыбнулся Николас.

Эрвин посмотрел удивлённо.

– Откуда ты знаешь?

– Догадался. Но неужели в коллективе все так друг друга любят?

– Да, – сказал Эрвин. – Может быть десять, двадцать человек. Я люблю тебя двадцатью любовями. За всех.

Николас потёрся лбом о его плечо, потом приподнялся и поцеловал его.

Он не знал, в каком состоянии раны Эрвина, боялся причинить ему вред и пытался удержать свой вес на руках, но Эрвин не считал нужным осторожничать. Силы в нём по-прежнему было немерено. В итоге Николас оказался лежащим поперёк его груди, голова на сгибе локтя, ноги в кресле. Вид у Эрвина был очень довольный. Николас улыбнулся.