Она проснулась в общаге и поначалу решила, что все это ей приснилось, от первой до последней секунды: подземные залы, вода, красные контейнеры, ладонь на спине, затем постель, подушки, пещера в пещере — что ни возьми, все неправдоподобно. Произвольный набор деталей, реквизит неловких грез, в реальности невозможный. Но встав, приняв душ и одевшись, она поняла, что все случилось ровно так, как она запомнила. Она поцеловала этого Кальдена, о котором почти ничего не знала, а он водил ее не только в помещения особого допуска, но еще в какой-то сумеречный зал, где они потерялись на много часов и вырубились. Она позвонила Энни:
— Мы слились в экстазе.
— Кто? Вы со стариком?
— Он не старик.
— От него не пахло затхлостью? А про кардиостимулятор и подгузники он не упоминал? Не говори, что он прямо на тебе помер.
— Ему нет и тридцати.
— Ты наконец узнала его фамилию?
— Нет, но он дал мне телефон.
— Высокий класс, о да. Уже звонила?
— Пока нет.
— Пока нет?
В животе у Мэй екнуло. Энни громко фыркнула.
— Ты же знаешь, я боюсь, он какой-то шпион. Ошивается тут. Он легально в кампусе, ты проверила?
— Проверила. Он работает в «Сфере». Сказал, что знает тебя, и у него повсюду доступ. Да он нормальный. Может, эксцентричный слегка.
— Что значит — повсюду доступ? — В тоне Энни зазвучала сталь.
Тут Мэй поняла, что пора врать. Она хотела вновь быть с Кальденом, хотела слиться с ним и не хотела, чтобы Энни закрыла ей доступ к нему, к его широким плечам, к его элегантному силуэту.
— Это значит, что он хорошо тут ориентируется, — сказала Мэй.
Отчасти она подозревала, что, быть может, Кальден и впрямь здесь нелегально, какой-то лазутчик, — ее внезапно озарило, что он, вероятно, живет в этой странной подземной берлоге. Не исключено, что он из противников «Сферы». Скажем, работает на сенатора Уильямсон или на будущего конкурента. Или он попросту никто, любопытный и назойливый блогер, который хочет подобраться ближе к машинному сердцу мира.
— Так вы где слились в экстазе? В общаге у тебя?
— Ага, — сказала Мэй. Так врать полегче.
— И он остался на ночь?
— Нет, ему надо было домой. — Чем дольше они проговорят, тем больше вранья Мэй нагородит, и она сочинила предлог закруглиться: — Мне сегодня на «Сферический опрос». — Это плюс-минус правда.
— Позвони потом. И выясни его фамилию.
— Ладно.
— Мэй, я тебе не босс. Я не хочу над тобой надзирать. Но компании нужно выяснить, кто он. Вопросы безопасности — дело очень серьезное. Давай его сегодня вычислим, ладно?
Голос у нее переменился — прямо недовольная начальница. Мэй проглотила злость и повесила трубку.
Затем позвонила по номеру Кальдена. Длинные гудки уходили в бесконечность. Голосовая почта не включилась. И до Мэй снова дошло, что у нее нет способа с ним связаться. Ночью она то и дело порывалась спросить, как его фамилия, выяснить хоть что-нибудь, но момент вечно был неподходящий, Кальден у нее фамилии не спрашивал, и она решила, что они обменяются контактами при расставании. Но они забыли. Во всяком случае, она забыла. И как же это они расстались? Он проводил ее до общаги и снова поцеловал в дверях. Или нет. Поразмыслив, Мэй вспомнила, что он поступил, как в прошлый раз: потянул ее в сторону, подальше от фонаря на крыльце, и поцеловал четырежды, в лоб, в подбородок, в щеки, словно перекрестил. Затем развернулся и исчез в тенях у водопада, где когда-то Фрэнсис отыскал вино.
В обед Мэй направилась в «Культурную Революцию», где, по наущению Джареда и Джосии с Дениз ее подготовят к «Сферическому опросу». Ее заверили, что это награда, это честь, к тому же приятно — стать одним из сфероидов, которых опрашивают о вкусах, предпочтениях, покупательских привычках и планах; клиентам «Сферы» на пользу.
— Сейчас для тебя это правильный шаг, — сказал Джосия.
— Я думаю, тебе понравится, — кивнула Дениз.
Пит Рамирес оказался пресным красавцем несколькими годами старше Мэй, а в офисе у него не было ни стола, ни кресел, ни прямых углов. Офис был сферический, и когда Мэй вошла, Пит разговаривал по гарнитуре, размахивая бейсбольной битой и глядя в окно. Поманил ее и закончил беседу. Правую руку протянул Мэй, левая не отпускала биту.
— Мэй Холланд. Как я рад. Я знаю, у тебя обед, но я быстро. Если простишь мне отрывистость, уйдешь отсюда через семь минут, нормально?
— Нормально.
— Прекрасно. Ты знаешь, почему ты здесь?
— Наверное.
— Ты здесь, потому что твое мнение ценят. Так ценят, что мир просто обязан его узнать — выслушать твою точку зрения практически по любому вопросу. Это тебе льстит?
Мэй улыбнулась:
— Льстит.
— Ладно, вот у меня гарнитура, да?
Он показал на свой гаджет. Надевается на голову, вдоль скулы — дужка с волосок толщиной, на конце микрофон.
— Я тебе дам такую же. Не против?
Мэй улыбнулась, но Пит не ждал ответа. Напялил ей на голову гарнитуру, поправил микрофон.
— Скажи что-нибудь? Я звук проверю.
Ни планшета, ни монитора поблизости не наблюдалось, и Мэй сделала вывод, что Пит целиком перешел на ретинальный интерфейс — прежде она такого не встречала.
— Скажи, что ела на завтрак.
— Банан, гранолу, — сказала она.