И хуже всего, когда все тянется, тянется, словно этот трамвай. А мне надо домой, я сплю, завтра рано вставать.
Странный звук! Это за окном, на улице. Всегда знаешь, если кто-то едет по улице, там булыжник, серая неровная брусчатка. Особенно хорошо слышно по утрам, по утрам проезжают телеги. Им до овощного, что на углу, там они разгружаются.
…Телеги? Откуда телеги? Улица давно в асфальте, никаких телег нет и быть не может.
Но ведь я же помню! Каждое утро, и зимой и летом — легкий стук колес, сначала далеко, потом все ближе. На телегах возили овощи, и молоко тоже возили. Очень тихий район, машин почти нет, во дворах клумбы, одинаковые, круглые, обложенные кирпичами.
Нет, нет, все не так, все совсем иначе! По улице — одностороннее движение, трасса, машины мчатся круглые сутки, свет фар отражается на потолке. И клумб никаких нет, во дворах все давно растоптано, перерыто…
Да, перерыто. Там же траншея, глубокая траншея! Двор исчез, старые тополя давно спилены, не осталось и следа. И пионерка, гипсовая пионерка…
Совсем темно, ничего не видно… Но мы, кажется, уже не в степи. Это что, дом «Salve»? Привет, привет, сегодня ты совсем не страшный. Да ты никогда и не был страшным, очень красивый старый дом, большое разбитое крыльцо, тихий сад. Хорошо, когда ты снишься именно таким, теперь ты совсем другой. Нет сада, справа громоздится нелепая пристройка, и крыльцо исчезло. А соседний дом, что стоял рядом, сломали, там сейчас многоэтажка. Жалко домик, он был как брат-близнец, только чуть меньше, уютнее.
Пора домой, мне надо домой, я очень хочу домой! Но ведь я сплю? Если я сплю, значит, я дома?
Но ведь я не дома!
[…………………………..]
…Да, гипсовая пионерка. Как живая — в коротком платьице, с галстуком, с горном в руке, только белая. И пьедестал тоже гипсовый, высокий, большой. Это все наш скульптор сделал, он живет во втором подъезде… Пионерка стоит как раз посреди клумбы — той самой, обложенной кирпичами. Летом на ней очень много цветов, а над цветами летают «часики». Это пчелы такие — «часики». Они не кусаются, а если поймать, сжать в кулаке и к уху поднести, тикать начинают — жужжат.
А еще там шмели. Но их лучше не трогать.
…Но ведь пионерки нет! Ее давно сломали, и пьедестал раскрошили, разобрали по кирпичику. Он не гипсовый был — кирпичный. Вместо клумбы — колеи от машин. А «часики»… Где теперь они, «часики»? Оттикали, бедные!
Колеи от машин? Нет, там траншея, к подъезду не подойти, отсюда надо уходить, улетать… Я не дома, мне скоро вставать, я поставил будильник на шесть пятнадцать!..
Отсюда пешком. Через двор студгородка, через проломанный забор, мимо сельхозинститута и памятника Докучаеву. Можно через кладбище, но это дальше, крюк почти в полкилометра. Проверено, ходил столько лет.
Кажется, во сне я боюсь ходить по кладбищу. Какая глупость! И кладбища давно нет, там парк, нелепые саженцы, упорно не желающие подрастать. Собачье царство, мятая трава, скучно, серо.
…Но ведь я и сейчас сплю! Мне надо домой, скорее домой. Так зачем я иду сюда, на мою улицу? Там пусто, темно, там неровный булыжник…
Нет булыжника! И улица не моя, и двор не мой, и дом. Все чужое, незнакомое.
Бабочка!.. Нет никакой бабочки, нет — и не было. Все это сон, сон, сон… Отчего мне снится Джимми-Джон? Кто выдумал такое имя, не я же, в самом деле?
«Старые ве-е-ещи покупае-е-м!»
Вещи? Ну, конечно! Старьевщики ходят рано утром, чтобы всех застать дома.
Я дома? Конечно, дома. Моя комната — линкруст на стенах, тяжелая люстра с бронзовыми цепями, «Детская Энциклопедия» на полке. На кухне играет музыка, там радио работает. А за окном — цветущая клумба, пионерка горн к губам подносит. Только в квартире никого нет.
«Старые ве-е-ещи покупае-е-м…»
Ушли… Почему никого нет, где все?
Как же я забыл? Сегодня воскресенье, дедушка поехал на «толчок», и остальные вместе с ним. Жаль, меня не взяли! На «толчке» интересно, там целый город!
[…………………………..]
Почему так громко играет музыка? Зачем так громко… Это же не музыка!
…Будильник. Шесть пятнадцать, первая пара… Плохо когда во сне я не дома!
33. СТРИПТИЗ
(Duett: 5’00)
Так и запишем, пардон, в память занесем. Том… Тим… Тот…
И что мы видим? Компьютер такой же, как в mo8.jpg, и комната такая, а вот джентльмен…
Я оглянулся — украдкой, дабы не спугнуть. Джентльмен был хорош — одоробло само себя шире, с вислым брюхом, вислыми щеками и серебряной шерифской (ого!) звездой на жилетке. Он-то меня и встретил. Встретил, взглянул искоса, на стол с компьютером кивнул.
Если и находка, друг Джимми-Джон, то не бог весть какая. Начало адаптации, да? Мол, попали мы в самую Америку-Разамерику, дверь появится-откроется, а за дверью — телеса да волоса… Язык? Суахили, что ли, заказать? Ладно, пусть будет русский… А если бы я с этим пузатым драться полез?
Не удержался — вновь глаза скосил. Шериф невозмутимо жевал, даже не глядя на гостя. Но вот огромная волосатая ручища как бы ненароком сжалась в кулак… Нет, с таким никто драться не полезет, уж точно!