— И что из того?
— А то, что мы с ним поговорили о твоей трагедии, и он утверждает, будто слышал, что Изабеллу убил Джованни.
— Нелепость. Джованни давным-давно умер.
— Ты меня не понял. Он сказал, что Джованни наслал на внучку проклятие. Отметил ее знаком ранней смерти. Современники считали его сильным магом.
— Джованни Брамбиллу?
— Дружище, я пересказываю только то, что сообщил мне этот парень. Но заметь: он говорил это, дрожа от страха.
— Глупые суеверия — больше ничего. Дед обожал Изабеллу. С моей женой произошел несчастный случай. Я при этом присутствовал. Глупый несчастный случай, которого можно было избежать.
— И тем не менее на твоем месте я задал бы ее бабушке несколько вопросов. В детстве Изабеллы даже для этих мест было что-то странное.
Я подумал: австралиец знал мою жену гораздо лучше, чем я всегда считал.
— Сколько времени займет углеродный анализ астрариума? — спросил я.
— Если повезет, неделю.
У меня упало сердце. Я считал себя обязанным Изабелле присматривать за астрариумом.
— Завтра мне надо возвращаться в Абу-Рудейс.
— А если потребуется с тобой связаться?
— На месторождении на случай непредвиденных обстоятельств имеется спутниковый телефон. Номер есть у Ибрагима. Но послушай, Барри, может, об этой штуковине лучше помалкивать? Так будет безопаснее.
Австралиец стиснул меня в объятиях.
— Не гляди так испуганно, дружище. Ты можешь на меня положиться.
9
Билл Андерсон с машиной и шофером ждал меня у маленькой посадочной полосы в Порт-Саиде.
— Решил задержаться на сутки, чтобы пересечься с тобой, — сообщил он. — А моя команда утром улетела в Техас.
Билл был крупным, начинающим толстеть мускулистым мужчиной и своим дородным техасским телосложением представлял разительный контраст с поджарым арабом-шофером, ждущим, чтобы отвезти нас в лагерь. Он протянул мне руку — огромную пятерню, — и я ощутил шероховатое прикосновение его огрубелых пальцев.
— Прими мои соболезнования, Оливер. Я не поверил, когда мне сказали, что твоя жена утонула. Как сурово обходится с нами жизнь. Сурово и несправедливо.
Глубина его сочувствия смутила меня, и мне снова пришлось бороться с нахлынувшими чувствами. Я кивнул, и мы вдвоем молча забрались на заднее сиденье машины.
По дороге быстро миновали заглушенную нефтяную скважину. Ее освещал прожектор и окружали горы обгоревшей, обуглившейся земли. Повсюду валялся мусор после взрывов, при помощи которых создавали направленную волну и тушили пламя.
— Потребовалась неделя, чтобы разобраться в конфигурации, — прокомментировал Билл. — Скорее всего невезение, но я бы не исключал вредительство. Замучились глушить, не поверишь, как наломались; к счастью, все остались целы. Эта скважина оказалась материнской, нет никаких сомнений.
— Куда отправляешься теперь?
— В Ливию — у них какие-то проблемы в Сарире. Будет над чем поработать, — шутливо добавил он.
Я обернулся и посмотрел в заднее окно машины. Возвращение в Абу-Рудейс все перепутало в голове: мозг проделывал со мной непонятные штуки — время словно скакнуло назад, туда, где Изабелла была еще жива. Я все ждал, что она позвонит по спутниковому телефону, что она по-прежнему на нашей вилле в Александрии, — чарующее заблуждение.
Луна окрашивала пустыню в черно-белые тона, и только горизонт был подернут едва заметной лазурью. Величие пейзажа заставляло по-новому посмотреть на человеческую жизнь. Но горе притупило мои чувства и обычно возникающее в пустыне ощущение очищения отсутствовало. К этому добавлялось гнетущее беспокойство, что я напрасно впутал Барри в свои дела и, невольно подвергая опасности, оставил ему астрариум.
Мои переживания нарушил Андерсон.
— Я посмотрел кое-какие твои буровые пробы и результаты сейсмической разведки. Надеюсь, не возражаешь?
Честно говоря, возражал. Обычно я был категорически против того, чтобы в мою работу кто-нибудь вмешивался, и до начала бурения тщательно оберегал результаты от чужих глаз. Меня всегда преследовало чувство, что я что-то упустил в своем анализе. На этот раз риск неудачи был особенно велик. Сейсмическая разведка показала, что месторождение могло простираться до этой точки, и данные ультразвукового локатора оказались многообещающими. Однако геологический срез был крайне разнородным. И хотя я, как всегда, полагался на свою интуицию — чего никто, кроме Мустафы, не мог понять, — сознание сверлила мысль, что на этот раз мы можем не наткнуться на черное золото.
— Нисколько, если ты внезапно не решил изменить специальность и составить мне конкуренцию, — пошутил я, стараясь скрыть раздражение.
— И речи быть не может. Я хоть и игрок, но так рисковать никогда бы не стал.
Заметив, что в ответ на громкий голос Андерсона водитель поглядывает в зеркальце заднего вида, я заговорил тише:
— Ты считаешь, что я игрок?
— Мы все в какой-то степени игроки. Но признайся, Оливер, ты делаешь рискованную ставку.
— Тебе звонил Йоханнес Дю Вур?